Когда мы выходим на улицу и я закрываю клуб, Вика вдруг обнимает меня так крепко, что перехватывает дыхание.

– Богдан – один из самых целеустремленных людей, которых я знаю. Он до последнего борется за тех, кого любит, – шепчет она мне на ухо.

– Я знаю. – К глазам подступают слезы, и я быстро моргаю.

Отстраняюсь от Вики и поправляю ремешок сумки на плече.

– Постарайся напоминать ему как можно чаще, что он не один.

– Можно подумать, со мной бывает иначе. Наш семейный лед тронулся, а это значит, что теперь я постоянно буду около братца. Кстати, для справки, сообщения в стиле «я занята» больше не помогут. Понимаю, что тебе сейчас тяжело, но это не значит, что я брошу подругу.

Я вскидываю бровь, и Вика закатывает глаза:

– Да, подругу. Даже не спорь. Так что один дружеский совет: задай стерве жару и забери свое. Поверь, я знаю Таню как никто, поэтому просто наберись терпения и дай моему брату время, чтобы во всем разобраться. Он найдет способ избавиться от ее цепких коготков.

Дома меня в очередной раз встречает тишина. Я привыкла к ней, но именно сегодня она настолько липкая и противная, что мне становится плохо. Каждый уголок квартиры пропитан Богданом и нашими воспоминаниями. Как он целовал меня, когда я убегала, как пытался достучаться, когда я вновь отталкивала его, как выводил меня своим присутствием в первые недели пребывания и вечно отпускал пошлые шуточки. Сейчас мне бы хотелось вернуться назад и заново прожить каждый момент. Не важно – хорошие они или плохие, я бы хотела еще раз пройти этот путь, главное, чтобы он был рядом.

Приняв душ, натягиваю футболку Богдана и, присев на край подоконника, подношу ворот к носу, чтобы почувствовать его аромат. Мазохизм в самом чистом виде.

Нам просто нужно подождать. Возможно, одной любви в самом деле недостаточно.

Включаю телефон и пролистываю сообщения. Макс прислал фото будущего кафе. Глаза друга вновь блестят азартом в предвкушении нового дела, и я непроизвольно улыбаюсь.

Замечаю несколько пропущенных звонков от следователя, ведущего дело об анонимных фотографиях. Это было так давно, что я и забыла. После того как нас вызывали в отдел, чтобы еще раз сверить показания, всеми вопросами занимался адвокат. Папа делал все, чтобы больше не впутывать меня в эту историю, и я искренне или скорее наивно надеялась, что она окажется нелепым розыгрышем.

Раздается звонок в дверь. Я хмурюсь и смотрю на время. Уже перевалило за полночь, и я точно никого не жду. Сердце в груди подпрыгивает, и я съеживаюсь от мысли, что могу вновь увидеть мать. Наверняка она так просто не отпустит и заставит расплатиться за каждый потраченный на меня день.