«Ты же заедешь за мной? Сам знаешь, как на меня действует серпантин. Не хочу быть одна, если мне станет плохо».

«Ты же заедешь за мной? Сам знаешь, как на меня действует серпантин. Не хочу быть одна, если мне станет плохо».

Скрипнув зубами, закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Вылет через пару часов, а она уже вывела меня из себя. Господи, как одна ночь может так испортить жизнь? Я рад, что у меня будет ребенок, но не могу в полной мере ощутить это счастливое чувство, так как вместе с ним во мне клокочет обжигающая ярость.

Тихий стук в дверь заставляет повернуть голову. Искренне надеюсь, что это не Вика с очередной лекцией о предохранении.

– Отец? – ошарашенно спрашиваю я, когда отпираю замок.

– Я могу войти? – Он засовывает руки в карманы пальто, и я пропускаю его в квартиру. Мы проходим в гостиную, в голове проносится ураган мыслей. Если мне не изменяет память, он никогда тут не был, а теперь вдруг решил заглянуть в гости. Пришел снова говорить, как я обязан поступить? Указать на ошибки? Сказать, что я в очередной раз облажался?

Отец присаживается на край дивана, и его взгляд скользит по гостиной. Когда он замечает мой фотоаппарат, на его губах появляется грустная улыбка, и он медленно кивает.

– Во сколько собираешься выезжать? – интересуется он, все еще изучая стену с фотографиями, которые мы развесили вместе с Мирой.

– У меня есть час, но я хотел заехать к Мире. – Как только я произношу вслух ее имя, сердце начинает болеть от нехватки ее смеха и тепла.

Я бы ни за что не уехал, не попрощавшись с ней. Господи, я бы все отдал, лишь бы она оказалась рядом.

– Она не поедет с тобой?

– Ты же знаешь, что нет. Мне надо решить все самому и не втягивать ее в это.

Отец снова молчит, а моя нервозность доходит до критического уровня. Последний наш разговор состоялся в тот вечер в кабинете, и мне казалось, что мы потеплели друг к другу. И сейчас я боюсь, что его визит послужит штормом, который разрушит этот хрупкий мост.

– Я хочу, чтобы ты знал: если тебе понадобится помощь в Нью-Йорке, ты всегда можешь рассчитывать на меня, – неожиданно говорит он. – Я многое испортил в твоей жизни, меня не было рядом, и я постоянно разочаровывал тебя, но я хочу исправить это. Если еще не поздно.

Впервые за многие годы я слышу уязвимость в его голосе. Отец всегда уверен в каждом своем слове и действии, ничто не может заставить его пойти на попятную. Но сейчас я слышу и чувствую страх, исходящий от него. Не поздно ли? Смогу ли я доверять ему? Рассчитывать? Сможем ли мы быть отцом и сыном, давшими друг другу второй шанс? Все это время мне казалось, что я один нуждаюсь в нем, но, судя по всему, Вика была права: гордость не давала нам ни единой возможности начать этот разговор.