Привычный костюм-тройка все так же при нем, как и нагрудный платок с галстуком-бабочкой. Он опирается на стол и, сцепив пальцы в замок, покручивает большими вокруг друг друга, в ожидании нашего ответа.

Сегодня с утра я уже была в студии, и мы отсняли первую сцену. Думаете, это произошло с первого дубля? Может, с пятого? Спешу огорчить. Понадобилась тридцать одна попытка, чтобы мой партнер перестал тискать меня за задницу, а моя злость хоть немного убавилась. Но это меньшее из бед. Когда я попыталась следовать совету мистера Уотсона и немного сымпровизировать, Тим пришел в такое бешенство, что его, наверное, слышали за пределами съемочного павильона. Он назвал меня безмозглой деревенщиной, которая ничего не понимает, и если я еще раз посмею вытворить что-нибудь подобное, он выставит меня за порог съемочной площадки и позаботится о том, чтобы меня не взяли даже статистом.

Но как такая сильная, волевая и целеустремленная девушка, как Лили Прайс, может проглотить предательство и быть благодарной за честность партнера? Разве это не предает все ее стремления?

Как оказалось, Тим О’Брайн считает иначе. Радует, что на площадке не было Аманды, иначе она прикончила бы меня прямо там. Но количество пропущенных вызовов говорит само за себя – она в курсе произошедшего.

– Никаких вариантов? – разочарованно интересуется мистер Уотсон.

Присутствующие обмениваются непонимающими взглядами, а Купер так и вовсе заснул с приоткрытым ртом, и теперь слюна стекает на его дизайнерскую футболку.

Покачав головой, мистер Уотсон разворачивается и, постукивая тростью, устраивается в своем кресле. Его печальный взгляд говорит красноречивее всяких слов – он зря потратил на нас свое время.

Не могу винить его за это. Ведь сегодня я, по сути, предала каждую его идею и мысль. Я вернулась на площадку и исполнила свою роль так, как требовал Тим. Позволила Мэтью держать меня за задницу, а противному дыханию, насквозь пропитанному чесноком, обдавать мои губы. Потом я улыбнулась так, будто предательство – это нормально и то, что персонаж в первую очередь предает самого себя, ни для кого не имеет значения.

Так работает чертов Голливуд.

– А где Морган? – Йен переваливается через стойку и с интересом рассматривает узкое пространство, в котором я одна еле помещаюсь.

– Если ты думаешь, что она спряталась за пачкой салфеток, спешу тебя огорчить: Морган уже дома, – протягиваю руку и наливаю брату кофе. – И, кстати, я тоже рада тебя видеть.

– Ой, да брось, Рэйч, ты же знаешь, что я скучал по тебе, – он закидывает в рот кусок блинчика и при этом капает на белую футболку медом.