Медленно моргнув, мужчина открыл глаза.

– Хочешь поплакать?

– Я не могу плакать.

– Почему?

– Мои глаза полны слез, но они не текут.

Он вонзил нож своего взгляда прямо в середину моих глаз.

– Моя мать бросилась со скалы, – сказал Каран, и болезненная истина ударила меня, как пощечина. – Ее тело упало на гальку на пляже. Как нож, ударяющий в самое сердце. Ее тело было неузнаваемым, разорванное на куски. Ее кровь попала мне на пальцы.

Я хотела сглотнуть, но не смогла. Как будто в горле были осколки стекла; если бы я их проглотила, они провалились бы глубже. Осколки, в которых отражались его глаза.

– Я был на пляже, когда она бросилась со скалы на камни. Я видел ее стоящей на камнях, она была одета в белое платье. Я играл с галькой на пляже. Был взволнован, когда увидел ее, счастлив, что мать вернулась ко мне, мы были не так близки, как раньше, но ее возвращение меня порадовало. Мы жили, как два незнакомца, в одном доме двадцать шесть дней. Мне хотелось ее обнять. – Его глаза смотрели на меня, но казалось, что Каран видел не меня. – «Мама», – крикнул я, поднял руки с камешками в руках и стал размахивать ими, чтобы показать ей себя. Ее глаза на мгновение коснулись меня, так кратко, меньше секунды. Сразу после этого она кинула свое тело в пустоту. Тюль белого платья взлетел, и мать разбилась передо мной. Всего пять секунд. За пять секунд она испачкала своей кровью всю гальку на пляже. Ребенок моего возраста не умеет считать. Я посчитал, Камешек. Ровно пять секунд.

Мои глаза теперь горели. Я не знала, произошло ли это из-за того, что сказал Каран, но меня словно раздавило тяжестью чего-то. Не обращая внимания на дрожь, исходящую от кончиков пальцев, я подняла руку и коснулась его лица. Гладкая щека касалась моей ладони.

– Какое-то время я думал, что она сделала это только потому, что я назвал ее мамой.

– Конечно, не поэтому, – сказала я, внезапно нахмурившись. – Мы не знаем, через что она проходила. Возможно, увидела в этом выход.

– Было ли выходом покончить с собой на глазах у своего маленького сына? – Он закрыл глаза и прижался щекой к моей ладони. – Ты такая невинная.

– Она любила тебя.

– Она меня не любила, – сказал Каран, не открывая глаз. Затем резко распахнул свои черные глаза. – Никто меня не любил.

Я гладила его по щеке большим пальцем, не зная, как выразить словами тот апокалипсис, который разразился в сердце.

– Есть люди, которые тебя любят.

Посмотрев мне в глаза, Каран спросил:

– Кто, например?