Даже если я ненавидела себя, мне был привычен этот вкус.

Аси Мерве Каракую пустила слезу, которую не могла пролить, и покончила с собой в объятиях Карана Чакила. Этот человек привык к женскому самоубийству. Это могло быть как самоубийство тела, так и самоубийство души. Но я была уверена, это не показалось ему чуждым.

– Я не хотел тебя разочаровывать, – сказал он, прижимая меня к себе. Дождь учащенно бил по моей коже. – Но… Я привык быть женским сожалением.

– Ты для меня не сожаление, – сказала я высоким голосом. Обняла его крепче, не обращая внимания на проезжающие мимо машины, укрылась в нем.

Я просто плакала. Под дождем, посреди дороги, где фары били по моему телу… Укрывшись в объятиях Карана Чакила, я плакала из-за Карана Чакила. Плакала из-за своей ненависти. Плакала обо всем, что скрывала.

Я докопалась до правды и лила слезы из-за своей лжи. Я укрылась в том, в чем не должна была укрываться, может быть, плакала и из-за этого тоже. Мое сердце было осиротевшим ребенком, Каран Чакил держал его окровавленными руками. Он осторожно отпустил меня, сердце судорожно забилось. Когда я подняла голову и посмотрела на его неповторимое лицо, увидела сожаление в глазах мужчины.

– Не смотри на меня так, даже моей темноте больно, Камешек, – сказал Каран низким голосом. Я продолжала смотреть на него, не обращая внимания на свои покрасневшие глаза, и тихонько фыркнула. Когда рядом с нами вновь проехала машина, ее фары осветили нас. – Я очень терпеливый человек, но твое присутствие истощает мое терпение.

– Я проникну в твою тьму, Каран Чакил, – сказала я сквозь слезы. Черные глаза Карана заблестели, его рука скользнула к моей талии, и он крепче прижал меня к себе.

– Это обещание?

– Нет, – уверенно сказала я. – Это клятва.

– Ты не сможешь привыкнуть к моей темноте, малышка. – Его голос был низким.

– Уверен, что ты – единственная тьма? – спросила я, снова всхлипнув. – Не хочешь заглянуть внутрь меня?

Видела, как мужчина стиснул зубы, и мне было не важно, ведь я уже достаточно испорчена. Это была попытка проникнуть во тьму человека, который причинил боль моему отцу. Для кого-то это было отвратительно, но не для меня. У Карана имелось то, что мне было нужно. Он смотрел на меня своими черными глазами, а черная дыра в его глазах хотела поглотить меня; я знала, что не смогу отказать.

– Если ты не остановишь меня сейчас, я тебя поцелую, – сказал он. – Беги, пока у тебя есть шанс. Беги, не оглядываясь, Камешек. Как бы я ни хотел, чтобы ты не бежала, ты должна.

– Я не убегу.

Его глаза ненадолго задержались на моих, я чувствовала резкие удары его ускоряющегося дыхания на своем лице, а когда добавились и капли дождя, это приобрело болезненное измерение. Когда лицо Карана приблизилось к моему, я думала, что потеряю дыхание. Его глаза были полны решимости, я услышала, как сердце издало горький крик, от сильных ударов о грудь болели ребра. Его лицо приближалось все ближе, ближе и ближе. Когда мои глаза прищурились, словно понимая свою судьбу, я почувствовала резкое дыхание на линии тишины над моими губами. Не осознавая этого, приподнялась на цыпочки.