Светлый фон
– Мама многого бы не хотела, однако иногда жизнь вынуждает идти на поступки, которые нам не угодны. – Гай кивает Саре в знак прощания. – С вашей племянницей всё хорошо. Я не обижу её, поверьте мне на слово.

Женщина недовольно хмурится, но понимает, что ничего не может сделать. Как бы то ни было, это Гай Харкнесс – новый Король «Могильных карт», ему подчиняются тысячи людей, и он опасен. Нельзя просто взять и перейти ему дорогу. Даже если ты родная тётя его любимой жены.

Женщина недовольно хмурится, но понимает, что ничего не может сделать. Как бы то ни было, это Гай Харкнесс – новый Король «Могильных карт», ему подчиняются тысячи людей, и он опасен. Нельзя просто взять и перейти ему дорогу. Даже если ты родная тётя его любимой жены.

* * *

Меня вот-вот вырвет.

Я разлепляю веки с трудом. Потом понимаю, что лежу на кожаной поверхности, а надо мной потолок автомобиля. Слегка повернув голову, я вижу сидящего передо мной Гая, опустившего взгляд на какую-то бумагу в своей руке, похожую на документ. Движения даются с трудом. Меня укачивает, и я подозреваю, дело тут в выпитом алкоголе. Сколько я выпила? Три стакана? Пять? А может, все десять? Я уже не помню. Но чувство паршивое.

С трудом поднявшись на локтях, я устремляю взгляд в окно.

– Куда мы едем? – спрашиваю, а потом морщусь, ощутив боль внизу живота.

Гай поднимает взгляд.

– В Chicas de Oro, – отвечает он, заставив мою душу похолодеть.

Chicas de Oro,

– З-зачем?..

– Так надо. А затем мы полетим в Лондон.

Он окончательно решил свести меня с ума. Какой ещё Лондон?! Меня с головой накрывает паника. Он что же, собирается увезти меня с моей родины на свою и держать там как пленницу? Как Вистан когда-то держал Натали?

Какой ещё Лондон?!

– У меня слишком нежные запястья для верёвок, – говорю я, намекая на то, о чём он и сам должен догадаться.

– А шея? – спрашивает он, глумливо усмехнувшись.

Я неосознанно касаюсь своего горла, ненавидя этот его взгляд. Ужасный, неприятный, злой взгляд.

– Верёвками я не пользуюсь, но, думаю, цепи будут хорошо смотреться на твоей шее. – Он оценивающе меня разглядывает. – Даже лучше, чем на руках.

Однажды он извинялся за то, что сделал мне больно своими наручниками, а сейчас наслаждается мыслями о том, что закинет мне на шею цепи и будет держать меня как питомца на привязи. Сделает то, что когда-то делал его отец с его матерью. Я замолкаю, не собираясь больше ничего говорить. Разве от этого будет толк?