Я услышала треск, как будто они дрались, за которым последовал звук чего-то забивающегося. Сдернув с кровати верхнюю простыню, я завернулась в нее и встала, готовясь вмешаться. Как раз в этот момент дверь спальни распахнулась, и в дверном проеме показался Лэндри с безумным видом, тяжело дыша и сжав руки в кулаки.

– Что ты творишь, Лэндри? – Почему он стоял в моей спальне в три часа ночи с таким видом, словно собирался кого-то убить?

– Шай… – Лицо Лэндри исказилось, и на мгновение я увидела мальчика, а не мужчину. Казалось, он сейчас заплачет. Его голос был тихим, а лицо печальным. – Одевайся, бяка. Есть кое-что… – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Нам нужно поговорить.

Бяка. Услышав это ласковое слово и увидев выражение его лица, я задрожала. Последний раз у него было такое выражение, когда много лет назад он вошел в мою спальню и сообщил, что бабуля умерла. Лэндри нашел ее первый, так что ему пришлось сообщить эту новость мне. Никогда больше мне не хотелось видеть подобное выражение на его лице, но вот оно появилось снова, принеся за собой плохие вести.

– Лэндри? Что случилось?

– Просто оденься.

Дверь закрылась, и я дрожащими руками быстро натянула майку и обрезанные шорты. Надвигалось нечто плохое. Я чувствовала это всем своим нутром. Закрыв глаза, я сделала вдох, готовясь к шторму плохих вестей, которые надвигались на меня.

Господи, пожалуйста, дай мне сил справиться с этим.

Когда я на дрожащих ногах вошла в гостиную, мой взгляд метнулся к двери номера. Сначала зашел Маркус, а за ним Джеймс. Последний встал у двери, понятия не имея, от кого меня охранять.

– Она уже знает? – спросил Маркус у Лэндри. Тот отрицательно покачал головой.

Мой взгляд наткнулся на Броуди. Он стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди и опустив голову.

– Броуди, – прошептала я. Мне хотелось подойти к нему, обнять и крепко прижать к себе. Хотелось услышать, что все будет хорошо, хотя я уже понимала обратное. Но что-то остановило меня.

Он поднял голову, выражение его лица было таким мрачным, что я растерялась. Я заплакала, даже не зная почему. При этом часть меня, та часть, которую я унаследовала от бабули, являвшаяся проклятием, а не благословением, все прекрасно знала. Броуди не сделал ни единого движения, чтобы сократить дистанцию между нами, утешить меня и вытереть мои слезы, как делал обычно.

– Мне жаль, – прошептал он. – Ты даже не представляешь, как мне чертовски жаль.

– Подойди и сядь, милая, – попросил Маркус, похлопывая по подушке рядом с собой. Он никогда не называл меня «милая». Его серьезное выражение лица не улучшало ситуацию. Потому что, что бы я ни услышала, оно не предвещало ничего хорошего.