Но доктор не дал ей договорить. Он приподнял ей голову и влил в ее рот немного горьковатой жидкости. Тори закашлялась.
— Где он? — не унималась она.
— В соседней комнате, — голос Дрейка прозвучал достаточно громко. Но Тори не видела его.
Виктория хотела расспросить Гордона о герцоге, но язык словно перестал ее слушать. Боль понемногу уходила, а в теле появилась странная легкость… Веки стали тяжелыми, налитыми свинцом. И Тори провалилась в сон.
Именно когда глаза девушки закрылись, из соседней комнаты раздался дикий мужской вопль. Резкий. Быстрый. А потом все затихло.
Дрейк перевел взгляд на Тори, а потом на стену соседней комнаты.
Клянусь. Я никогда не влюблюсь.
Через полчаса Дрейк и Роэн курили прямо в коридоре, сидя на полу и прижавшись спиной к стене. Все руки ирландца были в крови.
В крови человека, укравшего любовь его женщины.
— Я сделал все, что смог.
Гордон кивнул.
— Мы оба сделали все, что смогли. Теперь осталось лишь верить в чудо. Ты останешься?
— Придется. Потому что я только что выгнал этого шарлатана. Подумать только! Хант потерял столько крови, а этот идиот предлагает поставить ему пиявки!
— Спасибо тебе, Роэн.
— Я сделал это не ради него, а ради нее. Но ему придется пройти ещё семь кругов ада, чтобы вернуться в этот мир.
— Ад — это то, с чем он хорошо знаком.
— Ему нельзя опиум. Его тело должно сражаться, Гордон. Как сражалось и твое. Через боль.
— Боль ему не страшна. Разве только душевная, — улыбнулся мужчина. — Он выносливее меня. Я вообще не понимаю, как ты тогда сам не пристрелил меня.
— Иногда я об этом очень жалел.
Они улыбнулись, но каждый был погружен в свои мысли.