Светлый фон

— Быстро. И жестко. Прошу, Ноа.

Он судорожно сглотнул. Она наблюдала за движением его кадыка, слушала прерывистое дыхание. На челюсти Ноа дрогнул мускул. Она никогда не видела Ноа таким неподвижным, настолько притихшим, словно он собирался с силами, прежде чем заговорить, шелохнуться.

Хейзел ждала, не смущаясь собственной просьбы, зная, что Ноа исполнит ее и будет осторожен. Сейчас она не хотела, чтобы он был ласков с ней, не хотела нежности. Ей было нужно, чтобы Ноа прожил с ней этот момент, стал ее якорем. Чтобы все произошло с той же безудержностью, какую она ощущала сама, будто все ее эмоции оказались вне тела оголенными нервами, которым не нужны нежные прикосновения.

Последние два месяца стали невероятной прелюдией, но сейчас она хотела, чтобы Ноа прижал ее к матрасу и заставил поверить ему. Все по-настоящему. Она принадлежит ему. А он ей. Хейзел нужно было, чтобы он убедил ее в этом раз и навсегда.

И она лишь надеялась, что Ноа все понял, пока она неотрывно смотрела ему в глаза. В горле встал ком от любви, желания и отголосков страха перед тем, что все это закончится.

— Ты должна сказать мне, если нужно будет остановиться. Хорошо? Если надо, чтобы я прекратил, скажи, — его голос прозвучал грубо, как плеск волн о скалы.

Хейзел кивнула.

— Словами, Хейзел.

— Хорошо. Я скажу. Обещаю.

Ноа уже расстегнул джинсы и стал спускать их с бедер.

— Штаны, — сказал он с ухмылкой.

Хейзел быстро выполнила его приказ, наблюдая, как боксеры Ноа отправляются вслед за джинсами. Затем стянула нижнее белье — простые белые трусики, пока голодный взгляд Ноа наблюдал за ней.

Этот мужчина хотел ее.

От этой мысли Хейзел охватило возбуждение, которое, как она надеялась, не пройдет никогда.

— Перевернись, — прохрипел он.

Хейзел послушно перевернулась, наслаждаясь тихим стоном Ноа. Он провел ладонью по ее бедру. Слегка сжал его.

— Так хорошо?

— Да.

Хейзел услышала, как он порвал упаковку презерватива, подождала, пока он его наденет, а потом его руки легли ей на бедра, чтобы приподнять их под нужным углом.

Она никогда не чувствовала себя такой беззащитной и уязвимой.