Чарльз медленно поднялся со стула и, не смея взглянуть каждому из нас в глаза, растворился за кулисами, как актер, навсегда оставивший свою роль.

Мы все сидели неподвижно до тех пор, пока постепенно зал не стали покидать актеры, погруженные в свои мысли. Хизер сидела рядом до последнего ушедшего, пока мы не остались одни.

– Это конец? – с отчаянием в голосе я спросила подругу.

Ответа не последовало. Ее карие глаза хватались за самое дорогое, что у нее было. Театр «Бомонт» мог стать для нее билетом в мир кино, о котором она так давно мечтала. Роли Хизер были культовыми и привлекали к себе внимание известных агентств, не раз пытавшихся выкупить ее как вещь. Она боялась стать марионеткой в их руках, поэтому считала эти предложения несуразными. Хизер хотела добиться всего своими силами в пределах этого дома искусства.

– Нам пора, – вскоре произнесла она, и мы покинули здание.

Направляясь домой, я погрузилась в свои мысли, которые были заполнены ноющей болью. Все, что я когда-то любила – театр, поэзию, Стэнли, Мию, – все так или иначе покидало меня. Они растворялись в воздухе, оставляя после себя лишь едкий пепел. Стоило мне прикоснуться к чему-то действительно дорогому, как в один миг я теряла то, что так и не смогла по-настоящему обрести.

Невыносимые и мучительные месяцы реабилитации Мии после операции привели к положительным прогнозам. Но так продолжалось до того момента, пока врачи случайно не обнаружили воспаление в ее легких, которое проходило бессимптомно на фоне поражения быстроразвивающейся пневмонии. Несмотря на это, она продолжала шутить и до изнеможения смеяться дни напролет, но я чувствовала, что внутри она тяжело борется. Я не могла смотреть на Мию без слез. В последний вечер я была рядом с ней. Ее шутки разбавляли напряженность, царившую в воздухе, но даже они не могли заставить меня перестать замирать от страха и смотреть на часы и кардиомонитор. Подруга боролась за жизнь до последнего, пока последний удар сердца не оставил после себя наступившее затишье.

После этого я еще больше возненавидела Стэнли за то, что он оставил меня одну, когда я так сильно нуждалась в поддержке. Мне пришлось одной заново подниматься на ноги, идти вперед и делать вид, что ничего никогда во мне не ломалось. Его молчание будило во мне старые чувства, которые то и дело норовили вылиться наружу. Каждый раз я заполняла эту гнетущую тоску строчками. Так я справлялась с грузом на душе, подбадривая себя тем, что мысленно Стэнли читал мои признания, теряющиеся между грудами бумаг на моем столе.