Среди всего хлама, на самом краю стола, я разглядел книгу. Прижав ее к самому сердцу, я направился в свой кабинет.

Звук скрипящей двери отдался неприятным звоном в ушах. Эта комната была чуть ли не в два раза больше пространства, где я рисовал. Кресла, обтянутые дорогой кожей, последней модели ноутбук, книжный шкаф неаполитанских размеров, закрытый ширмой переговорный зал – все это отныне стало моей рутиной, от которой я был очень далек. На матовом столе черного полупрозрачного цвета ярким пятном выделялась кредитная карта, на банковском счету которой лежало не меньше трех с половиной миллионов. Мне было совершенно плевать на все заработанные до цента деньги, под которые был даже выделен сейф, спрятанный глубоко в стене шкафа-купе. Эти деньги не приносили простого человеческого удовлетворения и какой-то пользы. Кроме одной. Я наконец-то был готов совершить задуманное, то, к чему шел все эти годы вдали от дома и Эмили.

Эмили.

Я чертовски скучал по ней. Сегодня это ощущалось больше обычного. Больше, чем за все время моего долгого отсутствия. Я вычеркнул Лилу из своей жизни, ни разу так и не попытавшись действительно найти ее. Один-единственный раз я вздрогнул, когда увидел глаза цвета весны всего в паре ярдов от себя. Но даже эта дорога передо мной мгновенно закрылась, когда Хизер ясно дала понять, что так будет лучше для нас обоих. Отчасти она была права. Подруга оставалась рядом с ней, в то время как я оборвал с ней все нити, когда-то нас связывающие. Тогда это казалось правильным решением. Однако боль так и не утихла. Она продолжала гнить где-то внутри, выворачивая все наизнанку. Я терял Эмили в своем прошлом, затягивая ее глубоко в бездну, из которой так отчаянно когда-то хотел выкарабкаться.

Медленно опустившись на диван, я посмотрел в потолок, пытаясь развеять перед собой возникшую пелену воспоминаний.

Мне казалось, что с течением этой вечности все мои чувства к этой девушке закроются на тысячи замков, станут прахом, который развеет ветер, разделяющий нас на тысячи миль. Как же я сильно ошибался! У меня были толпы поклонниц, мечтающих стать моими натурщицами, но в каждой из них я не находил и доли того, что видел в Эмили. Чувствовал только к ней.

Я притянул к себе лежащую рядом книгу, повторив те же самые механические движения, которые проделывал на протяжении каждого вечера после глупого расставания. Шелест страниц заставлял меня погружаться в тот злополучный день. Сборник стихотворений – все, что осталось у меня от Эмили. Я ничего не знал о ней: где она жила и училась, нашла ли она друзей, продолжала ли писать дальше или вовсе забросила. Сумела ли она в одиночку выбраться из той пучины, в которую я ее загнал? Порой меня накрывало дикое желание все бросить и сесть на первый попавшийся самолет, но я останавливался. Чувство страха предстоящей встречи сводило с ума. Я не мог ничего ей дать, кроме новой порции сомнения. Бороться с этой невыносимой тягой было крайне тяжело.