Он кивает, выглядя довольным.

— Тогда здорово. Отлично.

Не в силах сдержаться, я подношу ожерелье к свету, любуясь блеском бриллиантов и теплым свечением золота.

— Оно невероятно красивое. Но почему ты оставил ожерелье? Ты же мог продать его?

— Да, — медленно говорит он, хмурясь. — Но я не смог сделать это, поскольку оно принадлежало тебе.

У меня отвисает челюсть.

— Но… ты ведь думал, что я отправила тебе его обратно. Прошло уже десять лет, Мейкон.

— Я в курсе. — Его лицо бесстрастное. — Но это не меняет того факта, что оно твое. Примешь ты его или нет.

— Я не могу, — шепчу я. Мои пальцы сжимаются вокруг тонкой цепочки, не желая отдавать его, в то время как разум говорит, что я должна сделать это.

Его губы сжимаются в линию.

— Тогда я положу его обратно в сейф.

— Мейкон…

— Делайла. — Он наклоняется ближе, сгорбив свои широкие плечи. — Ты меня не слышишь. Ожерелье либо принадлежит тебе, либо никому. — Кофейно-черные глаза смотрят на меня из-под густых ресниц. — Ты не обязана носить его, но и не жди, что я продам эту вещь. Мы опоздали на целое десятилетие.

— Упрямый.

Мейкон быстро и мило улыбается.

— Говорит самая упрямая женщина, которую я знаю. — Непринужденное выражение исчезает, и он переводит дыхание. — Я действительно был серьезен во всем, что написал. И знаю, что этого недостаточно.

— Слов никогда не бывает достаточно, — парирую я. Он вздрагивает, а я продолжаю спокойно говорить: — Когда это лишь одни слова. Но тут не только они. Ты открыл свое сердце. Ты доверился мне. Ты не был обязан делать ничего из этого, но сделал. И это многое значит.

Кажется, он обдумывает сказанное, но затем выпрямляется, и черты его лица снова становятся напряженными.

— Есть еще кое-что.

— Еще?