Я поражена. Долго не могу вздохнуть.

— Они должны были это говорить. Потому что я была чертовски несчастна и они это знали!

Серо-голубые глаза Саманты, так похожие на мамины, вспыхивают от возмущения.

— Они говорили это, потому что считали так, Ди. Ты не можешь быть настолько глупа. Они любили тебя больше.

— Я даже не была их ребенком! — мой крик вырывается из ниоткуда, больно отдавая в грудь и горло.

— Что? — спрашивает Сэм, сбитая с толку. — О чем ты говоришь?

— Меня удочерили. — Забавно это говорить, учитывая, что она знает.

Сэм тяжело сглатывает, затем делает нерешительный шаг ближе. Ее голос смягчается.

— Ты правда думаешь, что они любили тебя меньше?

— Уже нет. — Разговор с мамой ослабил последние нити сомнений. — Но в то время? Это постоянно сидело у меня в голове. Чудачка Делайла, торчащая, как больной палец, среди вас всех.

Сэм качает головой.

— Черт возьми, Ди. Они выбрали тебя. А я была неожиданностью, они должны были полюбить тебя.

Я грустно смеюсь.

— Не могу в это поверить. Все это время ты ревновала меня к любви наших родителей ко мне и я ревновала тебя к тому же?

Стоя в яркой кухне нашей мамы, мы с Сэм уставились друг на друга, а затем она начинает хихикать.

— Полагаю, все так и было.

Мы обе смеемся, хотя на деле нет ничего забавного. У меня слишком много шрамов, но приятно отпустить это. Сэм успокаивается, делая судорожный вздох, а затем становится серьезной. Она уверенно протягивает руки, и я принимаю ее объятия. От нее пахнет «Шанель» и сигаретами, которые, я знаю, она все еще втихаря курит.

— Прости меня, Ди. Мне так жаль.