Я тоже встал. Колени при этом хрустнули так, будто я просидел без движения целую вечность.
– Чего я не понимаю? Что твоя смелость граничит с глупостью? Нет, это мне прекрасно известно. Но здесь твоя гордость тебя погубит.
– Чего я не понимаю? Что твоя смелость граничит с глупостью? Нет, это мне прекрасно известно. Но здесь твоя гордость тебя погубит.
– Нет, ты не понимаешь. – На глазах у него снова выступили слезы. Он сглотнул, отчего его кадык подпрыгнул. – Не они ударили первыми, а я.
Я уставился на него, не веря своим ушам.
– Ты? Почему?
– Ты? Почему?
Он отвел глаза, стараясь не смотреть на меня. Его ресницы влажно блестели.
– Они поспорили. О тебе и Уильяме.
– Они поспорили. О тебе и Уильяме.
Я замер.
– О чем поспорили?
– О чем поспорили?
Мой голос прозвучал грубо и слишком тихо. Джефф поджал губы и покачал головой.
– О чем… Да какое это имеет значение. Пусть проигрывают свои денежки, это не стоит твоего… Они поспорили, что ты переспишь с Уиллом в этом семестре. И я… Я взбесился. – Его слова повисли между нами. Его полная нижняя губа задрожала, и он поднял глаза. – Взбесился, потому что не мог смириться с мыслью, что ты и Уилл… Ты ему нравишься. Все это знают. Я знаю, остальные знают, и ты тоже знаешь. А я…
– О чем… Да какое это имеет значение. Пусть проигрывают свои денежки, это не стоит твоего… Они поспорили, что ты переспишь с Уиллом в этом семестре. И я… Я взбесился. – Его слова повисли между нами. Его полная нижняя губа задрожала, и он поднял глаза. – Взбесился, потому что не мог смириться с мыслью, что ты и Уилл… Ты ему нравишься. Все это знают. Я знаю, остальные знают, и ты тоже знаешь. А я…
– А что ты?
– А что ты?
– Черт. А я ревную, – дрожащим голосом произнес он и закрыл глаза. – Я так ревную, что мне больно.
– Черт. А я ревную, – дрожащим голосом произнес он и закрыл глаза. – Я так ревную, что мне больно.