— Тимоша! Тёма! — Подаюсь к готовым снова сцепиться сыновьям.

Стас перехватывает меня под грудью одной рукой. Второй сгребает за ногу Тима, оттягивая его от Артёма.

— Успокоились оба! — гаркает так, что у меня звенит в ушах, зато дети сразу замолкают.

Естественно мы оказываемся в центре внимания всех посетителей и персонала. На удачу, ни посуда, ни мебель заведения не повреждена. Вокруг нашей ненормальной семейки, по закону подлости свалившейся со своими бурными разборками как снег на голову в её смену, суетится администратор. Она мечется между логичным человеческим желанием оказать первую помощь и должностной инструкцией, в соответствии с которой ей следует вызвать охрану.

Пока я промакиваю салфетками под носом Артёма и сканирую вроде бы целого Тимофея, Стас улаживает конфликт на корню, обещая, что мы бесследно исчезнем, как только нам предоставят пакет льда и рулон бумажных полотенец.

Прижимая отсыревающие мешочки к ушибам, мы загружаемся в кабинку, в которой едем вчетвером. Поочерёдно молча пополняем тающие на коже кубики и поглядываем друг на друга. Участливо, растерянно, расстроенно. Винясь и извиняясь.

— Кто-нибудь хочет остаться здесь на ночь? — интересуется Стас, когда мы оказываемся у гостиничного корпуса.

Мы с мальчиками одновременно отрицательно мотаем головами.

— Я заберу вещи из нашего номера, — говорит он. — Алла, у тебя же есть, чем обработать ранки?

— Есть, — подтверждаю и веду сыновей к себе, нисколько не сомневаясь, что Стас в курсе, где нас найти.

Замечаю, что Тимка оттягивает штанину при ходьбе и прошу её закатать, как только мы входим в номер. Прикладываю смоченный перекисью ватный диск к стёсанной коленке. Дую, чтобы подсушить и наклеиваю пластырь. Проверяю его костяшки. Они покраснели, но скорее из-за льда, чем от удара.

— Больше ничего нигде? — спрашиваю Тимошу.

— Ничего, мам, правда.

Переключаюсь на Артёма. Он ожидаемо перехватывает моё запястье, едва я касаюсь его лица, чтобы повернуть к свету.

— Мам, прости, я не хотел.

— Я знаю. — Мягко высвобождаю пальцы и давлю ему на щёку. — Я же сама попала под раздачу, так что не придумывай того, чего нет.

Он буравит меня раскаивающимся взглядом, затем присаживается на край кровати, роняет руки на колени и запрокидывает голову, чтобы мне было удобнее его осмотреть.

Кровь давно остановилась, но я стираю потёки над его верхней губой и осторожно ощупываю переносицу. Она припухла и уже щедро расцвечивает область вокруг глаз. Достаю из холодильника маленькую жестяную банку, отрываю квадрат бумажного полотенца и прошу Тёму ещё немного полежать с холодом.