– Выходит, в шестнадцатом парни зазря погибли? И потом тоже? Это впустую было? – Бен сорвался на крик.

– Если ирландцы друг на друга ополчатся – тогда да, тогда – впустую, – урезонивал Томас.

Бен затряс головой, не желая слушать.

– Борьба продолжается, Томас. Кто Ирландию отстоит, если не мы? Кто, я тебя спрашиваю?

– Насколько я понял, твоя личная верность распространяется только на тех ирландцев, которые полностью с тобой согласны? Остальных в расход, так, что ли? Не сработает, Бен, не рассчитывай.

– Не сработает, говоришь? А ты вспомни-ка шестнадцатый год. Кто нас поддерживал? Да никто. Освистывали нас, бранили, дрянью всякой закидывали, когда черно-пегие после капитуляции прогулку нам устроили по дублинским улицам. Лишь потом одумался народ, сообразил, что к чему, когда лидеров Восстания казнили. Да ты память-то напряги! Через восемь месяцев заключенных выпустили из Фронгоха – как их встречали, а? Уже иначе совсем! Как героев! Нет, Томас, людям свобода нужна, даже ценой войны, если иначе не выйдет. После всего достигнутого отступать – это предательство!

– Заладил: вспомни да вспомни! Помню я всё! Как люди гибли. Как Деклан у меня на руках умер. Я в своих друзей стрелять не намерен. Убеждения хороши до тех пор, пока не превращаются в оправдание братоубийственной войны. Любой раскол уже сам по себе поражение. Так-то, Бен.

– Кто ты такой есть, Томас Смит? – В голосе Бена сквозил неподдельный, почти мистический ужас. – От твоих слов Шон МакДиармада небось в гробу переворачивается!

– Я – ирландец. И я не подниму оружие против другого ирландца. Никогда. Вне зависимости от того, примут Договор или не примут.

– Слабак ты, Томас, – процедил Бен. – Энни вернулась. Кстати, где ее нелегкая носила? Энн, тебя спрашиваю, где пропадала? – На секунду он перевел взгляд с Томаса на меня, лицом изобразил омерзение. – Впрочем, какая разница? Я говорю, Томас, тебя при ней развезло, куда только порох твой девался? Вот бы Деклан поглядел на вас обоих! – Бен сплюнул себе под ноги – плевок шлепнулся тяжело, будто жирный слизень. Бен отвернулся и зашагал прочь, не забыв махнуть рукой, мол, хватит, сыт по горло тем, что видел и слышал.

– Твоя матушка будет рада тебе! – крикнул Томас, всё еще надеясь уладить дело. – Давненько ты не заглядывал, она соскучилась. Иди в зал, поешь, выпей. Отдохни. Рождество все-таки. Будь моим гостем.

– Гостем? На пару с Коллинзом? – Бен повел рукой на окна, за которыми виднелись силуэты танцующих. В одном окне, совершенно черный против света, ясно вырисовывался Майкл. Рядом с ним я узнала фигуру Дэниела О'Тула. Судя по жестикуляции, эти двое вели оживленный разговор. – Хоть бы кто Большому Парню шепнул: не маячь, а то, неровен час, пулю словишь.