На рубеже веков – девятнадцатого и двадцатого – что-то изменилось в Ирландии. Я бы назвал произошедшее культурным возрождением. Мы по-прежнему, как привыкли с детства, пели старинные песни и слушали легенды, но теперь в них стал открываться новый смысл. Нас, всех вместе и каждого в отдельности, обуревали предчувствия. Если раньше мы просто гордились ирландской историей и культурным наследием, а также легендарными предками, то теперь гордость переродилась в настоящее благоговение. Нас всех – меня, Мика Коллинза, Бена, Лиама и Деклана Галлахеров – учили любить Ирландию. Но вот двадцатому веку почти сравнялось двадцать два года, и я впервые в жизни задумался: а что это значит на самом деле?

После конфронтации с Беном Галлахером мы – Энн и я – в дом не пошли. Мы остались на воздухе. Обоих колотила нервная дрожь.

Чуть успокоившись, Энн прошептала:

– Неуютно мне в этом мире, Томас. Другая Энн его понимала, а я никогда не пойму.

– О каком мире вы говорите, Графиня?

Я задал вопрос, отлично зная, что Энн имеет в виду.

– О мире Бена Галлахера и Майкла Коллинза. В этом мире люди из одного лагеря в другой переходят запросто, будто улицу пересекают. Мне известно, каков будет итог, но даже эта информация не дает понимания.

– Очень странно, Энн. Почему так происходит?