В конце концов, оба встрепанные, еле дышащие, мы были вынуждены разъять объятие и разомкнуть уста. Пошатываясь, я вышла от Томаса. Взяла себя в руки и на цыпочках прокралась в свою комнату.

Почти до рассвета Томас, Майкл и Джо О'Рейли сидели в библиотеке. Я засыпала под гул их голосов, согреваемая приглушенными взрывами смеха.

И вот забрезжило. Ленивое зимнее утро осветлило на полтона графитный небосклон – этим его подготовка к встрече солнца и ограничилась. Я встала, набросила темно-синий капот, что лежал в ногах кровати, натянула шерстяные носки и выскользнула из комнаты, рассчитывая обнаружить Оэна под елкой. Но в гостиной была одна Мэйв – стояла на коленях, вороша кочергой уголья в камине, от старания высунув кончик языка. При моем появлении Мэйв обернулась, и я увидела, что нос у нее вымазан сажей. Стало весело, как в детстве.

– Мэйв, мы с тобой одни проснулись, да? – прошептала я.

– Нет, мисс. Матушка с Элинор и Мойрой давно на кухне. Доктор Смит, мистер Коллинз, мои братья и еще дюжина человек во двор пошли.

– Во двор? Зачем? – Я метнулась к окну, стала вглядываться. Туман еще не поднялся, да и не рассвело толком.

– У них там хёрлинг в разгаре! – отвечала Мэйв. – На прошлое Рождество доктор Смит подарил моим братьям настоящие клюшки для хёрлинга и посулил, что в это Рождество пустит их с большими играть. Так мальчишки во всю ночь глаз не сомкнули. Теперь по лужайке носятся. И Оэн с ними. Доктор Смит ему махонькую клюшечку припас, вот он под ногами у всех и путается!

В голосе Мэйв неожиданно послышались ворчливые нотки, и мне вспомнилась старуха в толстых очках, которая утверждала, что отлично знала Энн Галлахер, и называла Оэна сорванцом.

– Выходит, и Оэн во дворе?

Мэйв кивнула, перенесла вес тела на пятки, вытерла руки о передник.

– Послушай, Мэйв…

– Да, мисс?

– У меня кое-что для тебя есть.

Забыв про огонь, Мэйв расплылась в улыбке.

– Для меня, мисс?

Я шагнула к елке, вытащила тяжеленную деревянную коробку и вручила Мэйв, предупредив:

– Осторожно – бьётся!

Мэйв воззрилась на коробку с благоговением, не решаясь открыть.

– Это от доктора Смита и от меня. Ну, открывай, не робей!

Еще в ломбарде мне бросился в глаза сервиз тонкой работы. Я живо узнала нежные розочки, нанесенные умелой кистью на настоящий костяной фарфор. Незадолго до Рождества я поведала Томасу о старой Мэйв О'Тул, и он немедленно купил сервиз – весь целиком, включая блюдца, заварочный чайник и сахарницу с фарфоровой ложечкой.