Из последних сил сдерживая нетерпение, Мэйв подняла крышку. Обнажилось стеганое атласное нутро того же оттенка, что и розочки на фарфоре. Мэйв не взвизгнула от восторга, о нет. Чувства были выражены деликатным «ах», подобающим юной барышне.

– Если тебе и клюшку для хёрлинга хочется, могу устроить, – улыбнулась я. – Мы, девочки, тоже имеем право спортом заниматься.

– Нет-нет, мисс Энн! На что мне палка, когда вы с доктором Смитом такие добрые, такую красоту мне подарили! – Мэйв, будто не веря своему счастью, коснулась розочек перепачканным пальчиком.

– Когда ты станешь взрослой, Мэйв, и даже состаришься – из Америки приедет женщина, очень похожая на меня. Ее и звать будут так же – Энн. Она будет искать своих родных. Ей скажут, что ты знаешь всех в Дромахэре, и эта, американская Энн, придет к тебе домой. Ты угостишь ее чаем и скажешь, где похоронена ее семья. Вот я и подумала: для такого случая тебе нужен чайный сервиз.

Синие глаза Мэйв расширились, заняли чуть ли не половину худенького, почти прозрачного личика. Рот сам собой раскрылся, образовав идеальную букву «О».

Девочка перекрестилась, явно напуганная моим пророчеством, и пролепетала:

– Мисс, вы ясновидящая, да? Поэтому вы такая умная? Папа говорит, никогда никого умнее не встречал, чем вы!

Я качнула головой.

– Не совсем так. Просто я умею рассказывать истории… и некоторые из них воплощаются в жизнь.

Подумав, Мэйв кивнула, но взгляда синих глаз не отвела.

– А мою историю вы знаете, мисс?

– Твоя история, Мэйв, будет очень-очень долгой.

– Правда? Вот здорово! Мне ведь длинные книжки больше всего по душе. Чтобы глав было дюжины три-четыре.

– В твоей истории будет тысяча глав, – с улыбкой заверила я.

– А влюбиться мне суждено?

– Конечно. И не единожды, а много раз.

– Много раз?

– Именно так.

– Мисс Энн, я вас век не забуду.

– Знаю, Мэйв, знаю. Я тоже тебя не забуду, милая. Никогда.