— Хорошо, — киваю и собираюсь отнести ребенка в детское отделение.

— Женя, — окликает меня женщина, — как закончится операция, пожалуйста, скажи, что с Лизой, — в голосе Екатерины Тимофеевны столько боли, что у меня возник спазм в горле.

— Я позвоню, — киваю и прощаюсь. Женщина уходит, не оборачиваясь, а мы с Михайловым идем в его отделение.

— Итак, ты готов мне рассказать, что это все сейчас было? Кто эта женщина, что так по-свойски тебя называет Женей? И самое важное, кто такая Лиза и эта маленькая Катя с отчеством Евгеньевна? — Всеволод Анатольевич, кажется, все сложил и понял, но хочет услышать рассказ от первого лица.

— Мне кажется, ты и так все понял, — я криво усмехаюсь.

— Ну, пока девочку осматривают и переодевают, у тебя есть время мне поведать все, — настаивает мужчина.

— Все очень просто. Лиза — моя бывшая жена. Это была ее тетя. Сестра отца. А это моя дочь, — и я киваю на малышку, которую няня переодевала. Она готовила ванночку для ребенка, чтобы ее искупать, и потому включила обогрев в палате на максимум.

— Очень интересно, но ничего не понятно. А настаивать будет уже слишком нагло с моей стороны, — качает головой заведующий детским отделением.

— Сева, что рассказывать? Как жена ушла беременная? Или как она решила развестись через приложение, прислав уведомление? Ты понимаешь, она даже не захотела, чтобы и в документах я фигурировал как отец, — чувствую, что выплескиваю на коллегу свои личные переживания, которые до этого момента держал где-то слишком глубоко в себе.

— Жень, может, пройдем ко мне и поговорим по душам? — предлагает мужчина, а я отрицательно мотаю головой.

— Сейчас не время, — не соглашаюсь. — Операция уже больше трех часов идет, — смотрю на часы, автоматически отсчитывая время начала операции.

— Я позабочусь о ребенке. Но скажи мне, ты реально заметил в ее поведении отклонение от нормы или это было специально для опеки с полицией сказано? — Михайлов больше не настаивает на откровениях.

— Я не уверен, но мне показалось немного странным, что ребенок все время спит. Я забрал ее из приемного покоя, она уснула, пока я нес ее к кабинету. Потом в кабинете от криков проснулась, но затем опять резко уснула. И вот сейчас посмотри на нее, она вялая и видно, что хочет спать, — и кивнул на ребенка, который сидел и клевал носом.

— Да, странно, — кивает Всеволод Анатольевич. — Сейчас пригоню всех, кто на смене, пусть ее осмотрят как следует. На сотрясение не похоже, как бы здесь не оказалось что-то похуже.

— Надеюсь, мы ошибаемся, — я киваю.

— Только одна проблема, — Всеволод Анатольевич хмурится. — Ты по документам никто, мама на операционном столе. У бабушки, я так понял, доверенности нет, — перечислил всех родственников мужчина.