Пока я занимался своими непосредственными обязанностями, рабочий день подошел к концу. Дежурные врачи оставались в больнице, а все остальные, кто работал днем, собирались домой. Я тоже оделся и вышел на улицу, вдохнув морозный воздух. До дома было рукой подать, но я пошел не туда. Я пошел к ближайшему супермаркету. Купил готовый обед и остановился у витрины с куклами. Как-то само собой в корзинку легли эта куколка и пара детских книжечек, и детские пюрешки с творожками. Вышел из магазина и вернулся в больницу. После окончания рабочего дня, когда в ней сновали врачи, сейчас больница казалась пустой и безлюдной. Навевала тоску и напоминала о хрупкости человеческой жизни. Я зашел в детское отделение и прошел в палату к дочери. Стою и смотрю через стеклянную часть двери на девочку. Она сидит и играет в казенные игрушки, а медсестра-сиделка читает книгу, то и дело бросая взгляд на ребенка.

— Пришел проведать дочь? — слышу за спиной голос Михайлова.

— Да, — поворачиваюсь к мужчине. — Так непривычно даже слышать слово «дочь».

— Понимаю, я бы тоже был бы в шоке, — признается заведующий детским отделением. — Может, зайдешь, посмотришь, какой анамнез успели собрать.

— Что-то серьезное? — я сразу напрягся.

— Надо смотреть, конечно, все вместе, но кое-что уже вырисовывается, — Михайлов развернулся и повел меня в свой кабинет. Мы зашли, и мужчина закрыл дверь. Он раскрыл карту Кати и показывает мне. — Анализы, в принципе, неплохие, но надо смотреть ее детскую карту. Но сонливость у ребенка действительно присутствует, тебе не показалось.

— Карту бабушка привезет завтра, — сажусь за стол и внимательно изучаю анализы и все, что успели написать врачи. Здесь они осматривали на совесть, ничего общего со стандартными осмотрами в поликлиниках.

— Это хорошо, — кивает Михайлов. — Я склоняюсь к сотрясению и сильнейшему стрессу. Завтра сделаем снимки, ЭЭГ и все остальное. И если есть что-то, то оставим лечиться обязательно. У меня появилось кое-какое предположение, но мне надо лично понаблюдать за ребенком, — говорит Всеволод Анатольевич задумчиво.

— Даже меня ты напугал, — я качаю головой. — Завтра Екатерине Анатольевне ничего такого не говори, а то до инфаркта женщину доведешь.

— Да, там ничего смертельного. Но если мое предположение подтвердится, то за девочкой просто надо будет больше присматривать, — усмехается врач.

— Это что за болезнь такая? — я удивленно приподнимаю брови вверх.

— Нарколепсия, если уж так настаиваешь. Но я не встречал этой болезни у детей, так что я могу и ошибаться, — развел руками Михайлов.