Ненавижу лгать Монти, но я так долго хранил тайну Кеннеди, что не собираюсь распространяться сейчас. Кроме того, как только она уйдет, все и так узнают.

Наклонившись вперед, я упираюсь локтями в колени, сцепляя ладони.

– Я просто не хочу, чтобы ты расстраивался из-за новостей обо мне. Последнее, чего мне хочется, – это разочаровать тебя, Монти. Я знаю, мы не в таких отношениях, как вы с Каем, но ты стал важным человеком в моей жизни с тех пор, как приехал в Чикаго, и я не хочу, чтобы ты считал, что виноват в моем отъезде.

– Исайя, – вздыхает он, – наши отношения не похожи на те, что у меня с Каем, потому что ты – не твой брат. Он чертовски ясно дает понять, что нуждается в моей помощи, даже если не говорит об этом прямо. Но ты… Половину времени ведешь себя как мелкий засранец, потому что хочешь, чтобы в это верили ребята из команды, и я тебе подыгрываю. Но я знаю, что ты не такой. Я вижу, кто ты на самом деле, и, нравится тебе это или нет, уйдешь ты или нет, вы всегда будете частью моей семьи: ты и твой брат. Я счастлив, что вы позволили мне занять место, которое кто-то оставил пустым, понимаешь?

Черт, я люблю этого парня!

– И я в тебе не разочарован. Это совсем не так. Я горжусь тобой. Нужно быть по-настоящему самоотверженным человеком, чтобы отказаться от всего и убедиться, что человек, которого ты любишь, будет счастлив.

Я стараюсь не слишком задумываться о том, от чего могу отказаться. Здесь мой брат. Мой племянник. Мои товарищи по команде. Мой тренер. Список можно продолжать бесконечно.

Я могу проводить межсезонье в Чикаго, чтобы увидеться со всеми. Но единственный человек, от которого я не могу отказаться, – это Кеннеди, и я надеюсь, что она не планирует отказываться от меня.

При этой мысли дверь распахивается, и в комнату Монти врывается Кай.

– Исайя, что, черт возьми, происходит?!

– Сядь. Успокойся. – Тон Монти не допускает возражений. – Дай парню объясниться.

Я пересказываю брату все, что сказал Кеннеди. Все, что объяснил Монти. Наблюдаю, как разочарование на лице Кая начинает таять, сменяясь легкой грустью, но в основном пониманием. Я наблюдаю, как его гнев сменяется сочувствием к моей ситуации.

– Ну, черт возьми… – выдыхает он, опускаясь на диван рядом со мной.

– Не злись на меня.

Кай качает головой:

– Исайя, я не злюсь. Всю свою жизнь я хотел только одного: чтобы ты был счастлив. И я знаю, что именно поэтому ты иногда нацепляешь эту самодовольную улыбку: потому что не хочешь, чтобы я беспокоился о тебе. – Он делает паузу и вздыхает. – Но то, что я этому не рад, не значит, что я не рад за тебя.