– Открой и посмотри.

Подозрительно поглядывая на нее, я снимаю крышку с картонной коробки и обнаруживаю внутри футляр для очков.

– Очки? – Открыв магнитную крышку, я обнаруживаю необычные линзы в толстой черной оправе. – Солнцезащитные очки, – поправляюсь я.

Ее голос нежен.

– Надень их для меня?

Я делаю, как просит Кеннеди: надеваю очки и поправляю носоупоры, чтобы они сели правильно.

Она пристально наблюдает за мной.

– Очень красивые, детка. Благодарю тебя.

– Иногда требуется несколько минут, чтобы глаза к ним привыкли. Они предназначены для использования на улице, при солнечном свете, поэтому здесь могут не сработать. Или могут не сработать вообще. У всех по-разному.

– Они работают. – Я оглядываю комнату. – Здесь, конечно, стало темнее.

Мой взгляд возвращается к ней, и на ее губах появляется легкая улыбка. Кажется, она разочарована.

Возможно, я недостаточно благодарен, поэтому наклоняюсь и целую ее.

– Спасибо. Они великолепны.

Отстраняясь, но не снимая солнцезащитных очков, я моргаю. Глаза привыкают к чему-то, что я не могу объяснить. Наверное, это яркость. Или насыщенность…

Я снова моргаю. И вижу незнакомые цвета. Чистые цвета.

– Ого! – Я быстро перевожу взгляд на пол, снимаю очки и торопливо моргаю, привыкая. Снова смотрю на Кеннеди, все еще держа очки в руке, и разочарование на ее лице сменяется любопытством.

– Они работают?

Надежда. В ее тоне столько надежды!

Я осторожно водружаю очки обратно на переносицу.

Оберн. Вот каким должен быть этот цвет! Волосы Кеннеди Родез Оберн волнами обрамляют ее лицо. Тот цвет, который я раньше видел приглушенным, который не мог определить, – самый красивый на свете. И волосы этого оттенка обрамляют лицо самой красивой женщины, с которой я знаком.