Порадовать бабку мне было нечем — ничего выдающегося во мне не было, и я была у неё надоедливой, как мокрец, колючей, как репей, ядовитой, как борщевик — сорной вредной травой, позором на её седую голову, что родилась в наказание за её грехи.

Родилась, выросла, похоронила отца, узнала, что он всё оставил мачехе, в том числе и дом, отчаянно влюбилась в её сына — своего сводного брата Марка. Страдала по нему все старшие классы, пока он доучивался в университете и приезжал только на каникулы. Строила планы, когда он вернулся, а потом разбилась вдребезги, когда узнала, что ему на меня плевать. Вышла замуж за адвоката Тимура Рахманова. И теперь сбегаю, пока в нашей супружеской спальне он трахает мою мачеху.

Вот и вся история моей жизни в трёх словах.

Кстати, может, смакуя одну сигарету на двоих, они уже обсуждают какие-нибудь дела, пока я торможу и сентиментально предаюсь воспоминаниям, понимая, что, возможно, вижу этот дом последний раз.

Я поставила закорючки подписей на всех протянутых счетах.

— На вечер пятницы всё в силе? — спросил строгий пожилой управляющий, даже в такую жару облачённый в безупречный костюм.

Он работал управляющим и носил свои идеальные костюмы, сколько я себя помню.

— А что у нас в пятницу? — удивилась я.

— Возвращается ваш сводный брат, — ни один мускул не дрогнул на его узком и полном достоинства лице потомственного дворянина. У него даже имя было тургеневское — Иван Сергеевич.

Наверное, Иван Сергеевич (не Тургенев, конечно, управляющий) мог бы добавить, что моя развесёлая мачеха решила устроить по этому поводу вечеринку в честь своего обожаемого сынка. За ней не заржавеет. И пусть возвращался он не с Оксфорда, не из-за заграницы и уже не с учёбы, а из тюрьмы — это ведь куда больший повод, когда твой сын получил свободу.

Но управляющий промолчал, а я замерла — это была плохая новость.

То есть, конечно, хорошая, но и плохая.

— Ему же ещё сидеть и сидеть, — словно не веря, что это случилось, уточнила я.

— Его выпустили досрочно, — ответил Иван Сергеевич.

Сука! — выдохнула я. — Ну, неужели не могли выпустить денёчка на два попозже?

Или это я выбрала неудачный день, чтобы сбежать?

И хоть бежала я от мужа и мачехи, из-под навязчивой, принудительной опеки, решив начать новую жизнь, свою, самостоятельную, такую, какой я хочу жить в свои двадцать пять, а не какую должна жить, соответствуя чужим правилам, теперь выйдет, словно сбежала я от страха.

Словно испугалась — ведь это я посадила сводного брата.

Но пусть думают что хотят.

— Насчёт вечеринки уточните у мужа, — ответила я управляющему и заторопилась к машине.