Мы прижаты друг к другу, оба задыхаемся от борьбы, но, если быть честным, не думаю, что кто-то из нас против.

Если бы ей что-то не нравилось, все бы уже закончилось.

Я вдруг осознаю, что до этого момента между нами никогда не было такого физического контакта.

Джемма продолжает барахтаться все менее убедительно, пока наконец ее ноги не обвивают мою талию, а сопротивление не превращается скорее в медленное покачивание.

Возможно ли, что она это специально? Или это просто игра моего воображения?

Даже я уже держу ее не так сильно, а скорее аккуратно.

Смотрю ей в лицо: вода смыла все следы макияжа, и, хотя Джемма уже не красится так сильно, как раньше, все же удивительно видеть ее чисто умытой, с румяными от волнения щеками и влажными губами. С такого близкого расстояния я вижу, насколько у нее большие глаза.

Лицо кажется таким невинным, но глаза у нее блестят эдакой лукавой искоркой, и я не могу отвести от нее взгляда.

Она дышит быстрее, и от этого дыхания грудь ее поднимается и опускается, и это меня мучает.

– Ты… ты победил, – едва слышно шепчет она.

– Ты неплохо сражалась, – отвечаю я.

В романе это был бы идеальный момент для поцелуя. Одни, в бассейне, переплетенные друг с другом. Поцелуй как по учебнику.

Но это Джемма, а я – это я, и для нас никаких учебников нет.

Она не двигается, будто не хочет шевелиться. А что, если она ждет моего шага?

Нет! Это просто смешно, мы с ней – непостижимо!

И все же… К черту все! Я почти готов попробовать. Приближаюсь к ней – посмотрим, как она отреагирует.

Слегка наклоняю голову и едва заметно склоняюсь к ее лицу.

Погодите: у меня галлюцинации? Может ли так быть, что она тоже наклонилась, но в другую сторону, практически приглашая меня продолжить?

Набираюсь храбрости и приближаюсь еще немного.

– Ваша светлость? – доносится приглушенный голос Ланса из-за двери одновременно с легким стуком.