– Ну ты же встречался со многими, – пожимает плечами Хаз.

– Да, но я всегда тщательно избегал того, что могло бы вызвать у них подозрения, что между нами есть что-то серьезное.

– Например? – уточняет Хаз.

– Например, те три правила, которые ты тоже знаешь наизусть. Это же библия! Никогда не оставлять их на ночь в Денби-холле. Никогда не приглашать их на обед или на ужин с моей матерью. И никогда не отмечать вместе день рождения!

– Аминь, брат, – отвечает Хаз.

– Все знают, что, если все эти три правила нарушить, женщина сразу на автомате решит, что у вас серьезные отношения, и начнет думать о свадьбе, о детях и отпуске в Дорсете…

– Можно тебя перебить? – спрашивает Харринг, прерывая мой монолог. – А: Джемма и так спит тут каждую ночь. Бэ: Джемма уже столько прожила с твоей матерью, что ей на всю жизнь хватит. Вэ: Джемма уже твоя жена!

– Вот! – восклицаю я. – И знаешь, что из этого самое ужасное?

– Что? – кричит в ответ Харринг чуть ли не громче меня.

– Что ты, черт побери, прав!

– Ланс! Неси еще бренди! – ликует Харринг.

Ночь, которую мы с Харрингом провели, ломая голову над днем рождения для Джеммы, продуктивной назвать было нельзя.

В два часа мы пошли в подвалы играть в боулинг пустыми бутылками «Шато Латур», в три заказали пиццу и посмотрели повтор «Топ Гира» [57], а в пять кидали дротики в портрет моего троюродного дяди Уолтера (его никто особенно не любил, так что и жалеть не будут; и в любом случае он умер в 1902 году).

И какой результат? На листке с надписью «День Рождения Джеммы» появилась лишь одна неразборчивая строка, нацарапанная под влиянием затуманенного бренди разума, а на диване в раздрае спит Хаз.

Я тоже ворочаюсь в состоянии между сном и явью, пока чуть не подпрыгиваю от звонка телефона.

Моя мать.

– Это автоответчик Эшфорда Паркера, в данный момент не могу ответить… – мямлю я механическим голосом.

– Эшфорд, я возвращаюсь, – коротко, почти как телеграф, сообщает она.

Не глядя на часы, я снова засыпаю и просыпаюсь как раз вовремя – успеваю привести в презентабельный вид и себя, и тело Харринга, пока моя дьявольская родительница не вернулась в Денби.

– Куда делась эта дикарка, твоя жена? – ласково приветствует меня мама, едва успев войти в тяжелые двери парадного входа.