Я застыла на пороге, превратившись в статую с пирогом. Я — Лена, в своем безупречном бежевом плаще, с идеально уложенной пучком на затылке, с макияжем, который не осмелился бы растечься даже сейчас. Я была вылизана до последней волосинки, как всегда, была застигнутая в самом грязном кошмаре своей опрятной жизни.
Ирония момента била по мозгам. Он говорил, что бизнес требует «пристального внимания». Ну да, внимание действительно было пристальным.
В горле пересохло. Где–то внутри, в самой глубине, со щелчком погасла последняя лампочка надежды.
— Добрый вечер, — мой голос прозвучал ровно и холодно. Голос, который я сама не узнала.
Олег дернулся, как на пружине, оттолкнув от себя девушку. Та испуганно пискнула, спрыгнула с его колен и начала лихорадочно поправлять одежду, пытаясь натянуть трясущимися пальцами платье. Вишни в пироге мелко подрагивали, в такт бешеному стуку моего сердца.
— Лена… это… не то, что ты думаешь… — начал он, заплетаясь и заикаясь. Избитая, классическая реплика, которой, наверное, снабжают всех изменников на курсах для идиотов.
Я тихо усмехнулась. Звук вышел сухим, как опавший лист.
— Правда? А я думала, что это именно то. Хотя, знаешь, Олег, это так банально. Мог бы и придумать что–нибудь пооригинальней. Скажем, что это новый метод антистресс–коучинга.
Я медленно перевела взгляд на девушку. Она была до ужаса молода. Густые тени на веках, пухлые губы, испуганные глаза–блюдца. Я окинула ее с головы до ног, и мне стало не то, что больно, а мерзко и гадко.
— Она же немногим старше Саши, — сказала я тихо, обращаясь к мужу. — Что сразу ее подругу не раздел?
Девушка, краснея, попятилась к двери, словно я была призраком с того света. Я сделала шаг к столу, этому алтарю страсти, и с нежностью, с какой, наверное, кладут венок на могилу, поставила на него пирог.
— Кстати, подкрепиться вам всё же не помешает, — сказала я своим новым, ледяным голосом. — Учитывая, сколько калорий вы только что потратили.
Я развернулась и пошла прочь, чувствуя, как где–то глубоко внутри, в самой сердцевине моего существа, с оглушительным треском, похожим на ломающийся лед, что–то крошится и умирает. Иллюзия крепкой семьи, совместного будущего, прожитых лет. Осталась лишь пошлая, дешевая мелодрама с любовницей в главной роли.
Я — сорокалетняя женщина с пустыми руками и душой, насквозь пропахшей вишневым пирогом, который никто не стал есть, поймала мужа на измене. Финал прост до пошлости.
Глава 2
Глава 2
Дома было слишком тихо.
Эта тишина не была той уютной, наполненной ожиданием, когда я прислушиваюсь к шагам в подъезде и ставлю чайник, чтобы он как раз закипел к его приходу. Теперь это была гулкая, звенящая пустота, как в пустой консервной банке, которую пинают по асфальту, и этот стук отдается эхом в черепной коробке.