Я плюхнулась на диван, поджав под себя ноги, и уставилась на черный экран телевизора. Рука сама потянулась к пульту, чтобы включить новости, сериал, хоть рекламу, лишь бы заполнить эту давящую пустоту хоть каким–то шумом, но я опустила руку. Никакой звук не мог перебить то оглушительное эхо, что стояло внутри.

— Какая же банальщина, — прошептала я в тишину, и мой голос прозвучал хрипло и чуждо.

Мужчина средних лет уходит к молодой амбициозной сотруднице. Жена остается у разбитого корыта. Сюжет для дешевого романа. Скука смертная, но когда это случается не с героиней сериала, а с тобой, почему–то становится ни разу не скучно. Становится больно, унизительно и невыносимо горько.

Мой взгляд упал на обручальное кольцо. Я медленно, почти механически, стала его снимать. Оно зацепилось за сустав, будто не желая отпускать, но я дернула резче. Раздался тихий, но такой звонкий щелчок. Я положила его на стеклянную поверхность журнального столика и ткнула пальцем. Кольцо, легкое и холодное, покатилось, описав круг, и замерло рядом с вазой. Странно, какое оно невесомое на вид, а давило на палец все эти годы словно гиря.

Я не плакала. Слезы казались мне слишком щедрой данью этому фарсу. Они были бы подарком для Олега, подтверждением, что он ранил меня в самое сердце, но внутри была лишь пустота, сухая и безжизненная, словно я проглотила пепел собственной жизни и потеряла всякий вкус.

С кухни все еще тянуло сладковатым запахом вишни и сдобного теста. Я подошла, отломила кусок пирога, откусив, и чуть не рассмеялась горьким, истеричным смехом.

Ирония судьбы продолжалась. Вишня, которую я собирала вручную на даче, которую перебирала, боясь пропустить ни одной испорченной ягоды, оказалась приторно–сладкой, почти прилипающей к небу, хотя я специально уменьшила количество сахара, чтобы не перебить ту самую, любимую мужем, приятную вишневую кислинку. Видимо, вселенная решила подколоть меня до конца: «Вот тебе, Елена, твоя сладкая жизнь. Кушай, не обляпайся».

— Он ведь все равно вернется, — я запустила пальцы в волосы, сжимая их в кулаки. — Что я ему скажу?

* * *

Олег вернулся глубоко за полночь. Я услышала, как ключ неуверенно, с несколькими ошибочными тычками, ищет замочную скважину, и даже по этому звуку поняла, что он пьян. Не валится с ног, а в том самом расслабленно–довольном состоянии, когда мир кажется устроенным исключительно для его удовольствий. Он ввалился в прихожую.

— Лена, давай без истерик, — брякнул он с порога, снимая ботинки и не попадая рукой на вешалку для пиджака. — Я устал. Ты и так все поняла, умная же.