– Не знала, что дела настолько плохи. Давно он в таком состоянии?

– Меррик говорит, с тех пор как получил решительный отказ в продлении монополии на сладкие вина.

– С октября! Почти три месяца. Почему он сразу не сообщил?

– Твой брат запретил. Он не хотел, чтобы его видели в таком состоянии.

Пенелопа поворачивается к двери:

– Я с ним поговорю.

– Подожди, погрейся. Ты так простудишься, а это никому не принесет пользы. – Летиция тянет ее за рукав: – По крайней мере переоденься во что-нибудь из моего гардероба, пока багаж не приехал. – Однако Пенелопа вырывается из рук матери и решительно направляется в противоположное крыло дома.

Меррик играет в карты с двумя мужчинами, которых Пенелопа пару раз видела в Эссекс-хаусе. Он улыбается и неуклюже встает; веснушчатое лицо прорезали морщины, рыжая борода подернулась сединой. Он представляет своих товарищей – Генри Кафф и Фердинандо Горджес. Генри Кафф ничем не примечателен, если не считать неправильного прикуса и плохих зубов, зато Горджес, вероятно, заставляет девичьи сердца трепетать – у него каштановые волосы и внимательные глаза, довольно близко посаженные, но это придает еще больше пронзительности его взгляду.

– Вы служили с Эссексом в Ирландии? – интересуется Пенелопа.

Меррик не дает им ответить:

– Боюсь, граф нездоров. Ему нужен отдых. Он велел никого не впускать.

– На меня его запрет не распространяется. – Пенелопа поспешно проходит в спальню.

Тяжелые шторы плотно задернуты, в очаге ярко горит огонь. Воздух в комнате спертый. Пес Эссекса бредет к Пенелопе, трется головой о ее юбку, тычется мокрым носом в ладонь, будто соскучился по ласке.

Пенелопа отдергивает шторы, впускает в спальню лучи неверного зимнего света и на мгновение замирает у окна, глядя на заброшенные развалины старой крепости. На улице бегает юный Роберт, Летиция зовет его в дом, пока не начался дождь. В небе громоздятся тяжелые тучи. Хорошо бы багаж успел доехать, прежде чем хлынет.

– Убирайтесь. Оставьте меня в покое, – раздается голос брата из-под задернутого полога.

– Это я, Робин.

– Сестрица?

Пенелопа отдергивает занавесь. Эссекс приподнимается на локте, подслеповато моргает. Он бледен, под глазами темные круги – такое впечатление, будто его били.

– Слава богу, это ты. Я думал, явились те подонки, чтобы не давать мне покоя. Моя дорогая сестричка. – Он смотрит на нее безжизненным взглядом. – Помоги мне.

– Именно потому я здесь.