– Почему? – снова шепчет она, но ее вопрос по-прежнему остается без ответа.

Пенелопа мысленно переносится в тот страшный день, когда Сесил сообщил ей о смерти брата. Ему было явно не по себе, он ломал руки, не в силах встречаться с ней взглядом.

– А королева? Что она сказала, когда он… Когда все было кончено?

– Она не могла об этом говорить. Заперлась в спальне. Плакала, не обращая внимания на посторонних.

Пенелопа попыталась представить Елизавету плачущей и не смогла.

– Вы что-то от меня скрываете, – сказала она Сесилу. Это было ясно по его позе, по скрещенным на груди рукам.

Некоторое время оба молчали. Наконец Сесил произнес:

– Он оговорил вас.

– Кто?

– Ваш брат. Он дал показания, будто это вы были главой заговора и подтолкнули его к мятежу. По словам графа, вы сказали ему, что друзья сочтут его трусом, и подстрекали направиться во дворец, чтобы со всем разобраться.

– Эссекс так сказал? – Пенелопа была уязвлена в самое сердце. Ее брат, о котором она заботилась, помогала бороться с меланхолией, поддерживала, любила, – о, как она его любила! – оговорил ее в тщетной попытке спасти свою шкуру. У нее перехватило дыхание. Перед глазами стояла жуткая картина, как голова Эссекса отделяется от туловища.

Пенелопа снова смотрит на портрет. Лицо брата кажется ей чужим.

– Ты готов был увидеть меня на плахе? – спрашивает она этого незнакомца. – Да тебя бы совесть замучила, Робин. – К глазам подступают слезы, горло сдавливает, однако она берет себя в руки.

Ей хотелось расспросить Сесила, выпытать все подробности, но не нашлось сил. Она разжала крепко стиснутые кулаки и сложила ладони, чтобы он не заметил ее душевные муки.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Ради честности.

Пенелопа недоверчиво фыркнула:

– Честность? Вы говорите о честности?

– Да. У нас с вами соглашение. Будет правильно проявить открытость.

– Порой мне кажется, будто я заключила сделку с дьяволом, – шутливо произнесла Пенелопа, стараясь скрыть глубочайшее отвращение.