Я жаждала любви сестры, сколько себя помню. Когда мама уехала, и я осталась одна в этом огромном холодном доме, я искала той нежности, которую она предлагала сейчас. Но после всего, что я узнала сегодня, как вообще можно говорить о прощении? И все же есть искушение отбросить барьеры и взять то, что предложено. Однако я слишком устала, чтобы думать об этом сейчас, слишком разбита отчаянием.

Сиси похлопывает меня по руке, как будто что-то было решено.

– Сейчас ты в смятении, и тебе больно. Думаешь, что не выживешь без этого мужчины, что он – твоя ночь и твой день, весь твой мир. Но правда в том, что вы с ним едва знакомы. Тебе известно о нем лишь то, что он тебе сам рассказал, во что он хотел, чтобы ты поверила. Мужчина, который пытался настроить тебя против семьи, никогда не сделает тебя счастливой. Он не понимает нашего образа жизни. Ты заслуживаешь такого человека, который сможет о тебе позаботиться, сможет обеспечить тебе ту жизнь, к которой ты привыкла. И твоим детям. Важно подумать о том, в каком обществе они вырастут.

Киваю, хотя едва ее слушаю. Я просто хочу побыть одна, обдумать все, что произошло, – все, что мне сказали, и все, о чем умолчали. Смотрю на краешек голубой бумаги, торчащий из-под моего дневника – недописанное письмо, ожидающее завершения, – и вспоминаю выражение твоего лица, когда ты вошел и понял, что я нашла твои записи. Вина и паника, попытка объясниться. Когда я уходила, ты спросил, приду ли я завтра к поезду. Я не ответила, потому что не знала. Я и сейчас не знаю.