Я непроизвольно сжала бедра.

Мне было знакомо это выражение. Оно появлялось всякий раз, когда Никсон оказывался внутри меня. Он занимался со мной любовью так же, как играл на гитаре — полностью отдавая себя.

Внутри поднялась тоска и желания. Последние три месяца выдались невероятно насыщенными, но не было ни минуты, когда бы я не думала о Никсоне, а с выходом нового альбома Hush Note было почти невозможно не видеть его лицо или не слышать музыку.

Песня закончилась, и Моника что-то сказала в свою рацию.

Джонас дотронулся до наушника в ухе и кивнул.

— Что это было? — спросила я.

— Ничего, — ответила она с лукавой усмешкой.

Никсон соглашался, что говорил ему Джонас, затем зашагал в другой конец сцены, где его уже ждал сотрудник с новой гитарой.

Я попятилась назад, когда он вернулся в центр сцены и впервые повернулся ко мне лицом. Я не хотела, чтобы он увидел меня до окончания выступления: между нами было слишком много недосказанности, и отвлекать Никсона было бы верхом непрофессионализма.

Никсон сосредоточенно поправил ремень гитары. На нем было написано «Зои». В груди расцвела надежда. Он все еще носил его, по крайней мере, один раз за концерт.

— У него для каждой гитары есть такой ремень, — словно прочтя мои мысли, сказала Моника, перекрывая шум толпы.

Я округлила глаза, но она просто кивнула.

Свет на сцене погас, оставив одного Никсона в луче прожектора. Что он делал? Он никогда не играл без Куинн и Джонаса. И его гитара… была электроакустической.

— Сегодня утром я проиграл пари Джонасу, — сказал Никсон, и его голос эхом разнесся по стадиону. — Оказывается, до статуи Рокки действительно семьдесят две ступеньки, а не семьдесят.

Зрители взревели, а я улыбнулась. Он всегда знал, как работать с толпой.

— Я проиграл, потому что поленился погуглить количество ступеней, а он сделал. Чертов мошенник. — Он провел большим пальцем по струнам. — И теперь я должен ему песню. Ту, которую он пытался заставить меня сыграть последние восемь месяцев. — Еще один аккорд, затем еще.

У меня перехватило дыхание. Восемь месяцев назад мы были в Колорадо.

— Сегодня ровно год как я не пью. — Аплодисменты были оглушительными и не стихали целую минуту. У меня защипало в глазах. Я так гордилась Никсоном, особенно сегодня. — Спасибо, друзья. Кто-то, кого я люблю, однажды сказал, что нет ничего более романтичного, чем изливать душу на публике. Итак, эта песня называется «Милосердный огонь» и посвящена человеку, благодаря которому этот год трезвости стал возможен.

У меня отвисла челюсть, когда зазвучала песня.