Пальцы Никсона скользили по струнам, оживляя мелодию, и я почувствовала, как она находит отклик в самом сердце, когда он начал петь.

— Горы, прогулка, снег, — начал он сильным и чистым голосом. — Он укрывает землю, и ложится на твои волосы.

У меня перехватило дыхание.

Горы? Он поет о Легаси?

— Твое имя — моя единственная молитва Богу, который перестал слушать меня под ярким солнцем.

Пальцы зудели от желания прикоснуться к нему.

— Твое тепло опаляет мою душу. Клеймит, метит и сплавляет воедино. Рыжие шелковистые пряди между моими пальцами, кружево, страсть…

Рыжие волосы. Кружево. О мой Бог.

— Ты прогоняешь боль, очищаешь мои грехи своим милосердным огнем.

Человек, который никогда не писал песен о женщинах, написал ее для меня.

Я зажала рот рукой, чтобы не выдать, что ощущала каждой клеточкой — я любила этого мужчину, всегда буду любить и не забуду, даже если очень сильно захочу.

Но мне и не хотелось.

Ни сейчас. Ни когда-либо.