– Он всегда говорил, что вы с Михайловой заслуживаете хорошей порки.

– Стой, – внезапно догадалась я, – он нарочно это устроил? Бросил ее? Это была его порка?

Тим помолчал.

– А как еще восстановить справедливость?

– Справедливость? – Я задохнулась от возмущения. – И это ты называешь справедливостью? Твой Оболенцев подлец и сволочь.

Теперь уже я стукнула по стене кулаком, и это движение черной тенью отразилось в едва различимом зеркале.

«Районы кварталы, жилые массивы. Я ухожу, ухожу красиво…» – песня на его телефоне. Так вот о чем она! А ведь я это почувствовала, когда искала Ксюшу и зашла к ним в комнату. Я знала, что так будет, но, воспользовавшись правилом номер один, просто вытеснила этот знак из своего сознания и забыла. Мне стоило хорошенько вспомнить тот день и понять, отчего мне стало плохо.

– Слушай, а как насчет прощального поцелуя? – Тим поднялся и уже через секунду был передо мной.

– Не нужно! – Я выставила перед собой ладонь, намереваясь его оттолкнуть, если полезет, но он вдруг резко схватил меня за волосы и дернул вниз.

Взвизгнув, я наклонилась, из глаз брызнули слезы. Рощин с силой надавил мне на плечо, так что пришлось опуститься на колени. И тут вдруг я отчетливо вспомнила, что Гудвин меня пугал. Тон его был неоднозначен, и далеко не всегда он был забавным и милым, а спасение котенка не мешало ему быть тем, кого я так испугалась, заподозрив Ивана Сергеевича.

– Хватит! – Я изо всех сил впилась ногтями в руку Тима. – Я сейчас заору!

– Ори, – равнодушно откликнулся он, еще сильнее сжимая пальцы на моем плече.

– А-а-а! – закричала я, и мягкая, теплая ладонь зажала мне рот.

– Приготовься, будет больно, – сказал он мне на ухо, выпрямился, и тут вспыхнул свет.

Волосы Тима растрепались, взгляд резал ножом. Лифт поехал. Схватившись за поручень, я поднялась на ноги. Двери раскрылись на первом этаже. Тим вышел.

– Еще не конец, – бросил он и побежал по лестнице к выходу, а я поехала обратно.

Слезы душили, но идти домой я не решилась. Любопытные взгляды, неуместные вопросы и комментарии были нужны мне меньше всего.

Ксюша смотрела тик-токи. Я вломилась к ней, бросилась на кровать и обняла.

– Ты-то чего? – удивленно пробормотала она, словно только она имела право плакать.

– Рощин напугал.