– Еще раз большое спасибо! – крикнула Ксюша математику. – До свидания.

– Удачи на экзамене! – пожелал он нам вслед.

Мне тоже стоило его поблагодарить и попрощаться, но мысли неслись галопом, сталкиваясь и перебивая друг друга. Гудвину ничего не стоило наврать, выдав чужую фотографию за свою. Предположим, Кирилл скинул эти фотки Тиму, просто чтобы обрисовать ситуацию, а тот воспользовался ими и выдал спасение котенка за собственный подвиг. Но зачем тогда было врать про братьев?

Мы немного поискали мой телефон на площадке автошколы, но, кроме пустого газового баллончика и двух палок, ничего не нашли.

– Ты чего такая? – Ксюша потрясла меня за плечо. – Если обиделась за Ершова, то прости. Я просто немного тебя ревную к нему.

– Дело в другом. Я тебе потом объясню. Ты иди домой, а я скоро приду.

– Куда ты собралась?

– К Мартову схожу. Нужно кое с чем разобраться.

– Это секрет? – Ксюша недовольно прищурилась.

– Не секрет, но сначала я должна все узнать точно.

Я бежала до дома Мартова, не чувствуя под собой ног. Летела, не до конца оправившись от потрясения и не замечая ничего вокруг. Дома, дороги, люди мелькали, сливаясь в единый пестрый фон стороннего движения.

Вероятнее всего, Кирилл готовился к математике и играть в футбол не пошел, но я решила сначала проверить футбольную площадку и не ошиблась.

Вместе с другими ребятами он преспокойно гонял мяч, в той же футболке и тех же штанах, и ребята были те же. Все выглядело точно так же, как в минувшую субботу, словно прошедшей недели и не было.

Я остановилась, не доходя до сетки, чтобы отдышаться. Но кто-то меня заметил и показал Мартову. Тот притормозил, несколько секунд пристально смотрел, а потом побежал к выходу и остановился уже передо мной.

– Что случилось? – Он тоже тяжело дышал, был весь красный и взмыленный. – Алис, что случилось?

Его темный встревоженный взгляд и неподдельная обеспокоенность внезапно вызвали прилив непомерной усталости и бесконечной жалости к себе, будто я несла что-то невыносимо тяжелое и наконец донесла. Дыхание снова сбилось, но уже не от бега. Застряло, собираясь, в груди и вырвалось наружу вместе с горючими слезами.

Крепко обхватив, Кирилл прижал меня к себе и, больше ничего не спрашивая, терпеливо ждал, пока я проревусь, а потом завел в деревянный домик на пустой детской площадке и усадил на бревно, устроившись напротив.

Домик был малюсенький, и рыдать, уткнувшись в колени Мартова, было очень удобно: «Нас побили девчонки, у-у-у, я посеяла телефон, у-у-у, это ты Гудвин, у-у-у».

Мартов не отвечал. Только гладил по голове, приговаривая «тихо-тихо». Потом кое-как в тесноте домика умудрился снять футболку и протянул мне.