Рефреном в голове, когда он гнал в сторону Таможенной площади.
Со вкусом ее губ на своих губах. Вкусом, который никогда не сотрется, въелся в подкорку, проник в душу уже навечно.
«Я тоже» — отзыв на пароль «Я люблю тебя». В двадцать один год легко сыпать словами. Мирошу — легко вдвойне, работа у него такая — выковыривать из себя слова. Но эти — он говорил впервые ей. И ей — последней. Потому что части целого, это Мирош теперь знал наверняка.
Но ведь мог же он остаться еще на эти полчаса!
Не мог. Обещал повидаться с отцом. Обещал, потому что и так долго тянул. Познакомить Мирошниченко-старшего не с девушкой, а с женой. Это должно быть весело. И он не сможет ее не полюбить. Как вообще можно ее не любить? Папа — не Мила. Папа — поймет.
В эти два с лишним месяца, с тех пор как Иван ушел из дома, они толком и не виделись. Мирош коротко объяснил свое решение, рассказал, где теперь живет. Отец удовольствовался этим: взрослый, сам знаешь, как поступать. Стоило отдать старику должное — он никогда не приставал с нравоучениями не по делу. Сослался только на тотальную занятость и пробухтел, что в районе праздников хочет воочию увидеть девушку, которая его, оболтуса, приютила.
Не девушку — жену. Только так и правильно.
Иван улыбался самому себе и потрясающему декабрю почти ушедшего навсегда года. Только это был совсем не декабрь — почти весна, самая настоящая. А ему запали в память прошлогодние морозы. Впрочем, до января еще есть время. И больше всего на свете ему хотелось увидеть, какой теперь будет его девочка с улыбкой январской луны. Это было сильнее его амбиций, сильнее его пристрастия к музыке. Сильнее всего. Без этого он не чувствовал себя цельным. Человеком был только наполовину.
Будто бы всю жизнь скитался в поисках какой-то части своего существа и теперь наконец-то ее нашел.
Припарковавшись чуть пониже Таможенной площади, Мирош выбрался из машины и потянул носом воздух с запахом моря и прелой листвы. А еще, конечно, проезжающих мимо автомобилей.