Он не сразу узнал помещение, в котором пришел в себя. Здесь Иван бывал так редко, что и запоминать не стоило. Квартира отца, комната отца, кровать отца.

Все чужое.

И если бы у него было хоть немного больше сил, он разнес бы это место в щепки. Свою боль мать заглушила ненавистью. Что если это единственный способ выжить? Но сил не было. Ни на щепки, ни на ненависть.

В голову приходили обрывочные картинки. Салон отцовского любимого майбаха — и он на заднем сидении между ним и Игорем. Помнил руки свои на коленях, и когда к ним пытался прикоснуться папа, Ваня только орал: «Не трогай!»

Врач в этой самой спальне. Тонкая игла, проникающая под кожу. Какое-то неразборчивое бормотание, или это он уже не разбирал: «Хорошо… пройдет… успокоительное действует… хорошо…»

Новые и новые спазмы. Чернота с отблесками моря, слепящими глаза.

«Ты знаешь, а я все-таки выучилась, — услышал он — все тот же навязчивый зуд, не дающий ему провалиться, — в 2001-м поступила в наш экономический на дневное. И переростком с бывшими школьниками оттарабанила пять лет. Экономика и организация туризма, черт знает где от того, о чем мечтала».

«Пригодилось?»

«И да, и нет. Всему училась сама, как понадобилось. Знаешь… когда несколько деревянных лачуг превращаются в коттеджи… С нуля… хотя откуда тебе…»

«Ну почему же? Или забыла, с чего я начинал?»

«Помню, Дима… Все помню. Но у меня была только тетка, ребенок на руках и то, чему ты меня научил. Нет, не думай, пожалуйста, что я в чем-то тебя виню. Уже давно переросла необходимость обвинять. Мы оба с тобой… каждый по-своему хороши».

«Расскажи, пожалуйста, про Полину», — раздалось после долгой тишины.

Иван закрыл лицо руками. Руки пылали. Лицо тоже. Задышал — часто-часто.

Расскажи про Полину. Что тебе рассказать про Полину?

Про ее профиль в ночном провале окна, за которым летают белые мухи? Про яркий берет на светлой макушке? Про то, как звучит ее голос, когда она просыпается? Про то, что она взяла с него слово бросить баловаться наркотой, а не то ничего у них не будет? Про нее — увлеченную или уставшую? Про то, что у нее по всему телу — восемь родинок? Про то, как мерзнет в ветреную погоду, спасаясь имбирным чаем? Или про Аристарха, который ей не дает жить?

Так про что тебе рассказать? Кто знает больше, чем он?

«Она немножко младше твоего Вани. И такая же бойкая, но с ней все равно легко. Она как-то токсикозом не мучила, родилась за пару часов, спать давала. Училась неплохо, улыбчивая, очень меня любит… Ей пять было, когда она явилась ко мне и говорит: «Мамочка, я хочу играть на пианине, купи мне пианину». И как ей не купишь? Серьезная такая. Её тётка моя баловала страшно, а я все боролась за дисциплину, прижимала и прижимала, пока не дошло, что уже пережимаю. Я ее каждую неделю возила в музыкалку в Белгород. Начинали с двух раз в неделю, а потом понеслось. В старших классах сама на электричке каталась. Я думала, надоест — не надоело. На школу не то чтобы задвинула, но жила музыкой… и живет. У нее характер… упрямая. Еще хуже тебя. Цель вижу — препятствий не замечаю. В прошлом году я всерьез переживала, чтобы не выскочила замуж от великого ума. За большой мешок денег, покруче тебя в свое время. Я же видела по ней, а она уперлась: люблю Стаса, люблю Стаса. А у самой взгляд как у котенка. Отговорите меня, кто-нибудь. Иван вот отговорил, — всхлип, такой горький, что у самого снова взялось все спазмом. Но он продолжал смотреть в потолок, раскинув руки, и слушал. — Если интересно… найди запись с Z-fest’а на Ютубе. Она там на клавишных у твоего сына… это тогда они… Господи, Дим… а если… если она забеременела бы? А?»