— Сваришь мне кофе? — попросила Зорина, устроившись в плетеном кресле под окном.
И скоро получила свою чашку — горячую и источающую божественный запах. Полина не показывалась. От бессилия они включали радио. Оно и сейчас негромко бормотало на холодильнике.
Бормотало что-то невнятное до того момента, пока не прорезался голос.
Голос, от которого по Таниной коже забегали мурашки. Этот голос она и после смерти узнала бы. Расслышала бы из-под крышки гроба. Он лишал ее сил и уверенности в том, что завтра будет лучше. Потому что такой обреченности — на разрыв — ей встречать никогда не приходилось: