Впрочем, признаю, неправ. Мне было непросто с этим смириться, потому что мириться с собственной неправотой сложнее, чем с чужой несправедливостью. На это у меня ушел не один месяц. Может быть, и правда, стоило любить тебя сильнее и лучше. Искать, когда ты ушла, а не предоставлять в конечном счете решать все самой. Что ты могла решить, когда у тебя и выбора не было? Должен был сам догадаться. Я много чего должен был, чтобы не потерять тебя.

И я ничего не смог.

Не цветут хризантемы весной. Я помню, что ты их любишь. Сейчас я бы заваливал тебя ими, потому что ты их любишь. Позволила бы ты это после всего? Ты ведь пришла. Я бы жизнь отдал за то, чтобы знать, зачем ты пришла. И вместе с тем, я это знаю. И тебя я знаю.

Я не знаю только правильного ответа на твои вопросы. Ни одного такого, после которого ты осталась бы со мной, когда все уже для себя решила. Но я тоже решил. Хочешь правду — будет тебе правда.

Полтора года прошло будто в вакууме, где у времени другой ход. Его почти не было. Вставать и ложиться, и куда-то ежедневно двигать собственное тело. Мне хотелось бы понять, как у тебя хватало сил делать все то же самое, но при этом жить. Я не смог.

Но этих полутора лет мне оказалось достаточно, чтобы осознать: а я понятия не имею, был ли шанс у Тарасенко. Выжил бы твой муж или нет при любых других обстоятельствах. Я не нахожу своей ошибки. Но, может быть, ошибка была в том, что я считал себя неуязвимым. Никогда не рисковал без надобности, работал стерильно, как по учебнику. И слишком уж полагался на собственные руки. Но я не знаю, жил бы он или нет, если бы попал к другому врачу. Или если бы его привезли хоть на десять минут раньше. Или если бы я был расторопнее. Я не знаю. Сегодня я уже ничего не знаю, хотя мне очень хотелось бы оправдаться перед тобой.

Ксень, если бы я был Богом, то твой муж сейчас был бы с тобой. Клянусь. Я бы не забрал его у тебя. Даже сейчас, после того, как узнал, как это — когда ты в моей жизни… Я бы не забрал — еще и потому что я редкостный эгоист. С мертвыми не соревнуются. А с живыми можно. Вероятно, у меня появились бы шансы?

Иногда я думаю, как бы это было. Тарасенко жив. Я спас его. Он лежит у нас в институте, а ты приходишь его навещать. С апельсинами, для смеху. У тебя есть он, а у меня есть Вера. Нас больше не делят ни наши этажи, ни воздушные пространства, ни гибель твоего мужа. Выходит какая-то чепуха, вроде кубика Рубика, который никогда не сложится. Я не умею их складывать, так и не научился.

Но вот сейчас, когда ты здесь, когда ты пришла, я знаю точно, что мой уход на второй круг не меняет главного. Когда-то я не хотел отдавать тебя ночи. Сегодня смерти я тебя не отдам. Если тебя не будет — не останется ничего, за что я мог бы цепляться. Я и не стану, не захочу. Мне хватило и первого круга, чтобы понять — я взлетел, но без тебя мне не приземлиться.