— Ничего. Я купил кольцо. Купил. Потому что мне мало притащить тебя сюда и бояться на тебя дышать. Ты мне вся нужна, слышишь? Полностью. Не только твое чертово «сейчас». Сегодня, завтра, всегда. Иначе я не согласен. Как раньше — не проканает. Я все помню, я не забывал, я понимаю, что твое «чудесное исцеление» — не индульгенция за прошлое. Но я больше не могу… У меня точка невозврата пройдена. Пан или пропал, ясно?

Пока он говорил, Ксения отвела от него взгляд, сосредоточенно рассматривая свои ногти. По-прежнему не поднимая головы, она ответила в тишине комнаты, куда стали пробираться сумерки:

— Ясно, — голосом, от которого у него по всему телу разлилась слабость. Парамонов вздрогнул, разглядывая ее опущенные плечи, на которые будто легла тяжесть всей земли. Хотел правды — получи правду.

У него перехватило дыхание. Садануло куда-то в позвоночник.

— Там не было врачебной ошибки, Ксень, — хрипло выдохнул он, цепляясь за соломинку. Несказанное, столько времени не сказанное, что еще стояло между ними. Если бы оно хоть что-то меняло. — Это звучит как приговор, я понимаю, но ее было, слышишь? Был я, уверенный, что все могу.

Она кивнула в ответ и провела ладонью по щеке. Этот жест его почти убил. Плакала. Она плакала. Она не пролила ни слезинки ни в больнице, ни когда он признался, что был тем самым врачом-душегубом, ни когда рассказывала ему о потерянном ребенке.

А сейчас — плакала. И это душило его. Он медленно приблизился к креслу, в котором она сидела. Злость прошла, будто и не было. Возвращалось чувство вины. И непереносимая жалость. А он не хотел назад, в вину и жалость. Нужно было просто перебить, перекричать жужжащий рой в голове.

— Ладно, я понял, я отстал. Проехали. Сегодня будешь отдыхать, — ровно произнес Глеб, сунув руки в карманы джинсов. — Доктор Парамонов запрещает напрягаться. Завтра… завтра я сделаю все, что ты скажешь.

— Я лучше многих других знаю, что завтра может не быть, — Ксения быстро подняла голову и посмотрела прямо ему в глаза. Вечер изменил их цвет, приглушив синеву. Ее — были почти черными. — Мы же так много оставляем на завтра, на потом… Прости… Мне правда нужно, чтобы ты был рядом.

— Я с первого дня рядом. Не плачь. Забудь… Если можешь, давай сделаем вид, что моей попытки устроить шоу не было.

— Нет! Мне понравилось. Мне, правда, очень понравилось, — она невесело усмехнулась и сбивчиво проговорила, обрывая себя на полуслове: — Наверное, мне придется заново научиться… научиться… вдвоем…

— Не надо ничему учиться ради меня, — перебил ее Парамонов, потер переносицу, улыбнулся, припоминая формулировку, а, вспомнив, изрек: — Будем считать, что я водоем, на который ты залетела передохнуть и воды похлебать. Имела право. Все остальное я себе придумал, пока ты лежала в больнице. Приду в норму, пройдет.