От осени можно было сойти с ума. Или от состояния счастья, робко закравшегося в каждый закоулок и тупичок, и теперь крепко державшего в своих маленьких ладонях целый город. Любимый город. Солнце светило, разукрашивая дома и деревья. Листва облетела, а темные стволы гордо тянулись вверх, придерживая небо, которому ни конца не было видно, ни края. И первые морозы по ночам сковывали асфальт тонкой коркой серебристого льда, таявшего днем. А во дворе Пироговки еще совсем недавно Парамонов сорвал с клумбы последнюю розу, одиноко притаившуюся среди кустов. Этот полураспустившийся цветок потом чудесным образом нашелся на подушке пациентки травматологического отделения Ксении Басаргиной, когда та проснулась. Да сам врач обнаружился на соседнем стуле — улыбающийся и жующий бутерброд перед началом рабочего дня: «Твоя мать заставила».

Из таких мелочей складывалась теперь жизнь. И эти мелочи тоже заживляли. Всё на свете заживляли.

Парамонов запихнул сумку на заднее сидение и помог Ксении сесть, забирая у нее костыли и отправляя их тоже назад. Потом устроился сам и спросил:

— Нога сильно ноет?

— Нет.

— Часик-полтора сидя выдержишь?

— Попробую, — без особой радости ответила Ксения, пристегиваясь.

— Я постараюсь, чтобы быстро, — улыбнулся он.

К тому располагали и погода, и настроение — напряженное, как в самом конце пути, когда остается последний шаг. Он вел осторожно, но, тем не менее, на высокой скорости. Словно бы увлекал их по серой чуть волглой после заморозка дороге в бесконечную синеву, иссекая ее резким зигзагом проложенного пути. Домой. До-мой. Туда, где был дом, а не коробка. Впрочем, одно он знал точно: где Ксения — там дом. Но оставались еще дорогие его сердцу места, в которых он по-прежнему черпал силы жить день за днем. Стретовский отшельник вернулся в мир. Теперь уже навсегда.

— Злиться не будешь? — спросил он, когда они выбрались из города.

— На тебя — нет.

— Я перевез твои вещи к себе. Мне Денис ключ дал.

— Я знаю, — сказала Ксения. Она сидела, прикрыв глаза, не двигаясь, и можно было подумать, что спит. — Он говорил.

Парамонов бросил быстрый взгляд на нее, кивнул и вернулся к созерцанию дороги. А потом пояснил:

— Просто я не спрашивал… Было два варианта. Либо я переезжаю в Жуляны, либо ты возвращаешься на место. Туда, где я тебя взял. Но… мне кажется, сразу ко мне — оно лучше.

Столько времени сэкономишь. Целый подъем на двадцать четыре ступеньки. И целую жизнь, которой он больше не хотел разбрасываться.

— Хорошо.

— Ну и договорились.

Иметь дело с покладистой женщиной — весьма приятно. Особенно когда знаешь, что нифига она в действительности не покладистая. Надо пользоваться, пока болеет.