Нина действительно решила вернуться в Нижний Новгород, чтобы найти Жору. Я пытался ее отговорить — без толку, конечно: она только обиделась.
— Если бы у тебя был брат, ты бы оставил его в беде?
Я понимаю, что Жору надо выручать, но я каждый день читаю газеты, приходящие к нам из Нижнего.
«Известия»:
«Правда»:
«Красная газета»:
Что это? массовый психоз? истерия? охота на ведьм? Мы с Ниной буржуи по определению, и это нас собрался убивать всполошившийся пролетариат. Нам нельзя ехать в большой город — это слишком опасно; тем более, в Нижний, где Нину могут узнать. Но разве мою упрямицу свернешь с пути?
Все, что мне остается, это жить сегодняшним днем и пытаться быть счастливым, пока дают. Белые больше не нападают на Свияжск — прекрасно! Троцкий привез довольно лекарств и продовольствия, и моя любовь пока в безопасности. Дьявол припугнул меня, чтобы я не забывался, но он выполняет свои обязательства по сделке, и я исправно ему служу. Я — страшно подумать! — ему благодарен.
Вчера возвращался пешком на станцию, смотрел на грудастые темные тучи, на паникующих в кустах воробьев: гроза идет! Шел быстро — голодный, бесправный, совершенно влюбленный в свою женщину, грезивший завтрашним днем, когда опять можно будет сидеть с ней на откосе, на вечном свияжском ветру… Любоваться ею и тайком подмигивать Богу: «Видишь, видишь, какая она!»
Любочка обвиняла меня в душевной щедрости — какое там! Никому не отдам мою ненаглядную: буду сторожить, ревниво следить — не зарится ли кто? Я ведь даже целую ее, загораживая собой от всего мира.
Дорóгой, конечно, промок до нитки. Бежал — полуослепший, задохнувшийся, — потом стоял под навесом, вытирал ладонями лицо, стряхивал капли с волос. А хорошо, черт возьми! Просто замечательно!
Девчонки с корзинами грибов опасливо смотрели на меня — заросший солдат, ухмыляется чему-то… Бог знает, о чем думает?