— Давай уйдем, — тихо предложил Джеймс.

Майкл с сожалением посмотрел на него.

— Прости. Мне жаль, что нас так прервали.

Джеймс загадочно и сдержанно улыбнулся.

— Ничего. Я все равно уже устал. Поедем.

Они больше не вспоминали о Винсенте. Они оба повелись на этот маленький обман, и, скрываясь от чужих глаз, провели все оставшееся им время. Выходили по утрам выгуливать Бобби, смотрели фильмы Майкла один за другим. Ужинали в тихих местах. Лежали в обнимку, глядя на огненное одеяло города за окнами спальни.

Переполняясь нежностью, Джеймс просил разрешения выразить ее — и Майкл позволял, конечно, как и всегда позволял, если Джеймсу из игривости или страсти хотелось самому завалить его на лопатки. Он падал. Смотрел на него, на его лицо, на золотые тени. Джеймс был нежным. Целовал, целовал бесконечно. Бессильно утыкался Майклу лбом в плечо. Тот обнимал его, гладил по вздрагивающей спине. Смотрел, раскрывая глаза. Красивый. Запоминал. На Джеймса редко находило такое желание — он растворялся в нежности и благодарности, шептал что-то едва различимое прямо в губы, был медленным, трепетным, жарким. Скользил, как волна, изгибая спину. Майкл не торопил. Отзывался. Держал за бедра, держал на себе, принимая все, что тот хотел без слов высказать. Хочешь — рисуй на мне, хочешь — целуй, хочешь — бери. Твое. Тебе — можно.

Майкл ловил его изменчивый темп, слушал его, подстраивался. Не пытался, как обычно, перебить своим. Нет. Не старался быть тихим, если стоналось — стонал. Приятал его в себе и в себя. Потому что Джеймс — над ним — был распахнутым, уязвимым, оголенным до нервов. Беззащитным, почти даже робким. Он терялся во всем том, что чувствует, и Майкл держал его, принимал в себя, не давал захлебнуться.

Лишь под самый конец Джеймс срывался в неровный ритм, бесконтрольно и лихорадочно. Майкл смотрел. На искаженные брови, спутанные темные волосы, на закушенную губу. Потом, когда Джеймс падал ему на грудь — обнимал и баюкал его на себе. Джеймс сворачивался в клубок, замирал, растроганный и смущенный. Он всегда смущался — потом. Прятал лицо, краснел, даже взгляд поднимал не сразу.

Грусть накатывала, как прибой. Время стремительно убегало. И Майкл держал Джеймса в руках, пока было можно.

Глава 27

Глава 27

В жизни каждого человека есть город, который он ненавидит. Город, чей вид, контур, запах — вызывают дрожь.

Длинные палки небоскребов, голубое стекло и сталь, на закате их тень поглощает кварталы на многие мили.

Картонные трущобы в один этаж, с окнами, в которых мотаются пыльные тряпки, а под стеной — жалкая попытка облагородить окрестную свалку, вкопанные в землю автомобильные шины, чахлые клумбы, из которых голуби выклевали всю траву.