Винсент смотрел на него со странным выражением лица — то ли с удивлением, то ли с неприязнью. Потом покачал головой, сбавил тон.

— Нет, ты прав. Прав. Это моя ошибка. Чем больше я узнаю тебя, Майкл, — с каким-то смирением сказал он и потянулся к своему бокалу, — тем больше я понимаю, что он в тебе нашел, что находят в тебе все люди. У тебя хватает смелости быть неудобным, неуместным, невежливым. Иногда я думаю, может, было бы проще, если бы все были такими, как ты. И говорили, что думают, не волнуясь, заденет это кого-нибудь или нет.

— Да все бы тогда поубивали друг друга, — саркастично сказал Майкл.

— Поверишь ты или нет, но иногда я тебе даже завидовал, — признался Винсент, покачивая бокалом. — У тебя есть уникальное качество — ты умеешь плевать на мнение окружающих и делать, что хочешь.

— И что — много радости мне принесло это уникальное качество? — спросил Майкл, не пытаясь угадывать, говорит тот всерьез или иронизирует. — Посмотри на меня. У меня никого нет, я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Он был с тобой, а я даже это у него отнял. Мной быть не так весело, как ты думаешь. У меня был второй шанс — и что я сделал?.. Просрал его. Он мне теперь даже на сообщения не отвечает. Вы хоть общаетесь — а у меня вообще пусто.

— Мы разводимся, — с упреком напомнил Винсент. — Я в точно таком же положении, как и ты, Майкл. Его со мной больше нет.

— Но он был! — с нажимом сказал тот. — Он был с тобой все эти годы! У тебя есть ваши воспоминания, дом, все это время — оно было! А что у меня осталось? Пара встреч в памяти? У меня даже ни одной фотографии нет на полку поставить!

Винсент вздохнул, поднялся на ноги. Не ответив, унес коробку в холл, на ходу задев плечом дверной косяк.

Майкл развернулся, оглядывая комнату. Отсутствие Джеймса ощущалось почти физически. Даже цветы на подоконниках поблекли и выглядели вялыми. Часть листьев лежала в горшках, часть пожелтела, поникла. Буйно цветущая прежде герань поскучнела, сбросила часть зелени. Эти поникшие цветы почему-то больнее всего резанули Майкла. Их никто теперь регулярно не поливал, не ощипывал сухие листья, не подрезал. И они медленно чахли в своих разноцветных горшках, разворачивая к солнцу уцелевшие листья.

— Где у вас самый большой стол? — решительно позвал Майкл, поставив руки на пояс.

— Обеденный, — громко отозвался Винсент из холла. — Зачем он тебе?

— А где земля, торф, лейки?

— Что ты собираешься делать? — недружелюбно спросил Винсент, появляясь в проеме двери. Майкл кивнул на окна, намекая на запущенную зелень. — Нет. Оставь. Ты подписал бумаги?