Майкл промычал что-то вопросительно-утвердительное, давая понять, что слушает.

— Адам Дарлинг, — тихо сказал Винсент.

Майкл глянул на него исподлобья, горстями засыпая землю в горшок попросторнее, откуда пришлось вынуть засохшее деревце, чтобы пересадить розу.

— Не самый популярный выбор, — сказал Майкл. — Его мало кто любит. По-моему, Эрик у меня вышел лучше.

— Эрик хорош, — согласился Винсент. — Но Адам сложнее. Знаешь, когда его убивают, когда он понимает, что сейчас умрет — в его глазах видно, что умирает сейчас не человек, осознавший свои преступления — а ребенок. Ребенок, который не понимает, почему взрослые опять делают ему больно. Он умирает без надежды, без помощи, без капли сочувствия к себе. И это страшно, понимаешь?

— Он похищал детей, — сказал Майкл, бросая на него быстрые взгляды. — Он маньяк.

— Он был болен, — сказал Винсент, глубоко вздохнув. — Я пересматривал фильм несколько раз. И я каждый раз поражался, как тонко ты это делаешь, эту разницу в пластике, мимике, даже в улыбке. Как у тебя получается то подросток во взрослом теле, который кое-как с ним справляется, то жестокий мужчина — то мальчишка, который совсем не понимает, что с ним происходит. Знаешь… — как-то горько начал он и остановился.

Поднялся, подошел к столу, зачем-то подвигал горшки с места на место, будто хотел занять руки.

— Знаешь, почему Эрик — не самая выдающаяся роль? — спросил он. Начал машинально сгребать в кучу сухие листья, которые нащипал Майкл. — Потому что Эрик — это ты. Легко играть, когда у тебя прекрасный сценарий, глубокая роль, и все, что тебе нужно — это налить себя в нее, как в колодец, углубить там, где уже намечено, найти новое, где тебе положили разметку. Хотел бы я посмотреть, — с нажимом сказал Винсент, не поднимая глаз, — что ты сделаешь, если тебе дать ужасный сценарий, отвратительные диалоги, плоскую роль, самого худшего режиссера в мире — хотел бы я посмотреть, что ты сделаешь с этим. Как ты сумеешь раскрыться не в тепличных условиях, а там, где тебе действительно нужно работать. Как бы ты нашел глубину. Как бы ты сделал характер.

— Посмотри на мою жизнь, — посоветовал Майкл. — Сценарий — говно, режиссер в запое. Любовная линия — отвалилась.

— Это мне надо было уйти, — негромко сказал Винсент, формируя из кучки листьев аккуратный кружок. — Оставить вас вдвоем. Вы должны были быть вместе. Надо было просто отпустить его к тебе, но я почему-то не мог…

— Почему-то не мог! — насмешливо повторил Майкл. — И правда, почему это ты не мог отпустить человека, который прожил с тобой столько лет?..