За дверью началась возня, послышался топот, глухие голоса, обрывки фраз. Антон встал с места, заметался, Лера сжалась в комок, я сцепила ладони.

Какое-то время шумы нарастали, а потом за стеной наступило затишье. Мы замерли, не смея шевельнуться и глядя на дверь с неизбывной тоской. Второй хирург появился минут через пять:

— Завели, — отчитался он.

Лера закрыла глаза, привалилась к стене, Антон сел рядом, обнял ее за плечи. Я встала с места, подошла к врачу:

— Скажите, у него отказывает сердце?

— Вы — жена?

— Скорее, на правах сестры.

— Тогда мой вам совет, подготовьте их, как сможете.

— Все так серьезно?

— Следующего приступа он не переживет.

— А вы знаете способ, как их подготовить?

Доктор покачал головой и вернулся в отделение.

— Что, что он сказал? — ко мне обратились две пары глаз, исполненных страдания и боли.

— Он сказал, что Сашка продержится, если не будет новых приступов.

— Господи, надо что-то делать, — засуетилась Лера, — может, свечку поставим?

— Хорошая мысль, — подхватила я, — давайте сходим в церковь. В Киеве много святых мест. Нам нужно стоять до конца.

Антон тяжело поднялся с кушетки:

— Вы идите, а я подежурю.

За стеной снова послышался топот. До нас долетели невнятные шумы, взволнованные голоса. С каждой минутой гомон усиливался, шум нарастал, голоса становились все громче, захлопали двери, забегали люди, все звуки смешали в один акустический стон… и вдруг все стихло: ни жужжания, ни шагов, звуковая яма и только гудение лампы над головой.

— Что-то мне нехорошо. — Лера схватилась за сердце, опустилась на стул, — Что там у них происходит?