— Но…

— Не держи его, Зоя. Ради него же самого. И я тебе обещаю: когда ты приедешь, я окажу тебе достойный прием в своем доме. Докажи, что ты уважаешь моего сына. Сделай так, как будет лучше ему.

— Хорошо, мистер Реннер. — Закрываю на миг глаза, а когда открываю, мне начинает казаться, что я становлюсь бесцветной, растворяюсь в воздухе, тону в туманной дымке собственных несбывшихся мечтаний.

И вроде ничего не изменилось. Все идет по плану, Джастин уедет в США, мне придется провести здесь лето без него, а потом, если мое участие в программе будет одобрено, мы увидимся.

— Спасибо, Зоя. — Говорит Ли Реннер, и его голос также холоден, как в самом начале разговора. — Знал, что мы с тобой найдем общий язык.

В конце концов, я и не планировала удерживать его сына здесь силой. Он соскучился по родным, по друзьям, по своей стране. Будет только лучше для его душевного спокойствия, если он поскорее вернется домой.

— Всего доброго. — Тихо шепчу я.

Сбрасываю вызов и крепко сжимаю телефон в руке.

Он прав. Во всем прав. Моего американца ждет большое будущее в своей стране. Не нужно навязывать ему себя, а дальше пусть будет, как будет. Я ведь тоже никогда не планировала на всю жизнь переезжать в Америку. Мне и здесь очень хорошо. Съездить, получить ценный опыт, вернуться и попытаться, руководствуясь им, сделать лучше жизнь своих сограждан — вот о чем я мечтала когда-то.

А Джастин… Джастин… может, он вернется к себе и поймет, что все было несерьезно. Что мы и не пара вовсе. И не навеки. Не могу же я заглянуть ему в голову, правда? Это лето — оно как лакмусовая бумажка. Покажет, что за чувства управляют нами. Возможно, он не будет мне писать. Возможно, будет делать это с каждым днем все реже и с меньшим энтузиазмом. Тогда все станет гораздо проще: я не поеду к нему, а ему не придется меня там терпеть.

Глупо думать о плохом, когда у тебя все хорошо. Но не думать — это еще опаснее. Так я хотя бы смотрю в лицо реальности и готова к любому исходу событий.

Джастин

— Что с тобой? — Спрашиваю у Зайки, когда возвращаюсь в ресторан. На ней лица нет: бледная, потерянная, смотрит так, будто видит меня, но не узнает. — Не переживай. Дима увез ту девушку в больницу. Некоторые ребята поехали следом. Мы тоже можем. — Сажусь перед ней на корточки, заглядываю в глаза. — Или можем здесь остаться.

— Поедем домой? — Предлагает она, глядя на меня с мольбой.

Киваю. В этот момент она снова напоминает ту крохотную фарфоровую куколку, какой показалась мне в день приезда. Аккуратное личико, губки, как нарисованные — с яркой и аппетитной галочкой сверху, глаза небесно-голубые и длинные, светло-русые ресницы, веером обрамляющие их. Красота, которая своей естественностью, простотой и хрупкостью словно нуждается в поклонении и защите.