И снова прошелся, теперь уже в обратном направлении. Двери не было.
Иннокентий распластался на невидимом полу, уставившись в небо. Там в вышине алеющего рассвета двигались небольшие точки.
«Ишь, как жалобно кричат. Хоронят кого-то. Кто-то сегодня попадет в Окраины», — подумал юноша. — «Отвезли б они меня обратно в Край, ну, что им стоит. Неужели, неправду про них говорят?»
— Гуси! Дикие гуси! — крикнул Иннокентий в вышину. — Заберите меня с собой. Отнесите меня к вашему королю!
Через некоторое время он заметил ещё одну стаю плачущих гусей. А за этой — следующую. Все они появлялись в небе ниоткуда и так же никуда исчезали.
И вдруг ему стало так одиноко. Будто он застрял посреди нарисованного чьей-то рукой полотна. Художник мастерски изобразил то, о чём мог бы мечтать каждый. Но всё это было неживым, ненастоящим.
— Если бы тут был Казимир, он бы запел, — сказал юноша, прислушиваясь, как горюет далеко внизу море.
Внезапная догадка осенила его:
— Нож! — заказал он у пустоты.
И нож тотчас был ему выдан. Не раздумывая долго, Иннокентий приставил левую руку к груди, нажимая на то место, куда должен быть нанесен удар, словно отмечая его болью. В следующее мгновение правой он нанёс себе один жёсткий и точный удар.
* * *
Они продвинулись уже далеко в лес. Общая тропа давно кончилась, приходилось выбирать, куда ступить ногой. Место было топкое и неприглядное, однако, если уж и заманивать куда нежить, то как раз подальше от людей. Ни к чему слабой человеческой психике такое смотреть.
— Началось! Началось! — закричал Богдан. — Светопреставление.
Он указывал то на Матильду, то на небо. И там, и там происходило необычное: Матильда упала на землю, содрогаясь в конвульсиях, а в небе наплывали на солнце тёмные тучи.
— Точно! Оно, — усмехнулся Казимир. — Тут, значит, лагерем и встанем. Только я не пойму, что с девкой-то.
Казимир подошел к Матильде, сел рядом на корточки и начал пристально вглядываться в её глаза. Казалось, что у девушки приступ падучей.
— Скорее, найдите камень ей под голову! — крикнул старик.
Богдан вскоре явил нужный камень. Девушку трясло на земле, руки были неестественно вывернуты, глаза заплыли белками, а изо рта шла чёрная пена.
— Почему пена черная? — спросил подошедший Ярослав. — Кровь ведь должна быть?
— Кровь — это если падучая. А тут у нас, кажется, совсем другое. Ну-ка вспоминайте, братцы, что пила недавно Матильда? Кто-нибудь помнит?