Отражение в тот же миг будто бы бросилось на него.
— Это моё! Отдай! Где нашёл?
— А тут, понимаешь, мой старый друг лежит. У него на поясе и нашёл, — ответил Иннокентий, едва сдерживая дрожь, чтобы не выдать собственный страх.
Сейчас его пугало всё: дева, которая застыла за серебряной поверхностью зеркал, внутренний голос, который, помимо обычных рекомендаций на уровне интуиции, теперь сообщал сведения о том, чего никак не мог знать, драгоценный флянчик, в котором неизвестно что находилось…
— Соврал, старик, — рассмеялась дева. — Так, с кем же ты разговариваешь?
— С внутренним голосом, — ответил Иннокентий, пожав плечами, словно для него это было самое обычное дело.
Дева в зеркале затряслась от хохота. Смеялась она так, что через несколько мгновений её голова покатилась по земле, а на её месте возник белый, местами с налипшими кусками гнилого мяса череп. Иннокентий отшатнулся, сделал шаг назад и, снова споткнувшись о тело Казимира, упал.
«Мерзкий старик, вечно под ногами путается,» — недовольно пробасил внутренний голос.
Иннокентий, не отрываясь смотрел на то, что только что было прекрасным девичьим лицом с алыми губами, изогнутыми нитями бровей и суетливыми искрами глаз.
На месте бархатных ресниц белели щербатые лысые дуги глазниц, делая чёрные дыры еще чернее и глубже. Иннокентию казалось, что изнутри черепа на него будто бы глядит еще кто-то, а потому он старался не слишком всматриваться в пустые глазницы. На месте густых волос осталась кровавая, лишенная кожи проплешина, с прилипшими к ней листьями дуба.
— Ну, что ещё говорит внутренний голос? — лязгнули кости о кости вопрос.
— Говорит, вернуть меня в изнанку надо…
— Хорошо, только без флянчика не верну, — ещё больше ощерился череп.
Иннокентий попытался отвернуться, однако мерзкая харя, казалось, была повсюду вокруг него.
— А что в нём? В флянчике?
— А внутренний голос не сказал?
Иннокентий отрицательно помотал головой.
— Волшебный порошок там, я посыплю на тебя и скажу, куда тебя доставить…
«Врёт!» — истошно заорал внутренний Иннокентий. — «Всё врёт! Скажи, что банку не отдадим, а в изнанку пусть доставит».
— А я не хочу в изнанку, — сопротивлялся Иннокентий.