— Вот и прекрасно! Дай бог тебе здоровья, а то я забеспокоился, как бы не сменили твоего начальника. Кто знает, придет какой-нибудь проходимец, начнет свои законы внедрять, и пойдет вверх тормашками твоя налаженная жизнь. А что за этим последует, кто знает! — Бено умолк и закурил.

— В городе накаляется обстановка, — заметил он после продолжительной паузы. — Убрали всех деловых людей.

— Сам знаешь, Бено, не так уж страшен черт, как его малюют.

— Вы правы, дорогой мой Манучар, но есть и другая пословица: береженого бог бережет. Надо бы своевременно принять меры, чтоб не попасть впросак. Чует мое сердце, плохи наши дела. Плохи!

Манучар резко переменил позу: слова Бено вывели его из душевного равновесия. Он вдруг понял, что не зря бьет тревогу старый, умный, стреляный волк Бено. Но в это время раздался звонок, и Баделидзе пошел открывать новым гостям. От былой жизнерадостности не осталось и следа.

То, что сказал Бибилури, Манучар чувствовал в течение всего последнего месяца. За это время его шеф не назначил никого на ставшее вакантным место Талико Эргемлидзе. Начальник никак не реагировал на кандидатуры, предлагаемые Манучаром, а его самого обдавал холодом отчуждения при каждой очередной встрече. Плохо стала принимать его и жена начальника, а в последнюю неделю не снизошла даже до разговора по телефону. Баделидзе решился на крайнюю меру: через сестру Русудан завоевать сердце начальника. Но, похоже, и этот трюк ему не удался.

Бено на самом деле позвонил профессору Омару Чикобава. Разлад между Наной и Рамазом он назвал недоразумением и попытался напроситься в гости. Но Чикобава категорически отказался от каких-либо встреч. Бено не понравился категоричный тон свата, он свидетельствовал о том, что дело принимает серьезный оборот. Поэтому Бено уговорил сына вдвоем поехать к Чикобава.

Хозяин не ожидал визита бывших родственников. Наконец завели разговор о Нане. После долгих пререканий Бибилури удалось уговорить профессора пригласить в гостиную дочь. Рамаза раздражала вся эта комедия. Он жалел, что послушался отца и, явившись сюда, поставил себя в дурацкое положение.

— Я не люблю вмешиваться в личные дела своих детей, — возмущался Чикобава, — в семье случается всякое, бывают недоразумения и ссоры между супругами, а потом они мирятся — и все встает на свои места. Но если вмешивается кто-то посторонний, то взаимоотношения, как правило, осложняются. Но сейчас я не мог молча смотреть, как мучается моя дочь. Личная жизнь ее и вашего сына стала достоянием гласности. Это уже чересчур! Разве можно выносить сор из избы?!